Генеральная прокуратура продолжает расследование уголовного дела о геноциде белорусского народа. В годы Великой Отечественной войны гитлеровские нацисты совершали преступления во всех уголках оккупированной Беларуси. Не стал исключением и Гомельский район. Здесь продолжаются следственные действия, направленные как на подтверждение уже известных фактов, так и на выявление новых эпизодов. При содействии прокуратуры Гомельского района корреспонденты «Р» наблюдали за тем, как это происходит.
Вместе со старшим следователем Гомельского РОСК Михаилом Барыниным и командиром взвода 52-го отдельного специализированного поискового батальона Минобороны Владиславом Бердниковым едем в Студеную Гуту — деревню в 36 километрах от Гомеля. Есть сведения, что здесь оккупанты расстреливали белорусских евреев. Численность неизвестна, и вообще фактов очень мало. Вся надежда на двух местных жительниц, переживших оккупацию и доживших до наших дней.
Надежда Семеновна Курзова по паспорту 1928 года рождения. До войны успела окончить три класса. Семья жила в самом начале деревни. Сегодня старушку привезли сюда специально, забрав у родственников, под опекой которых она живет. На малой родине Надежда Семеновна не была давно. Заметно волнуясь, она осматривается:
— Вот моя деревня, вот мой дом родной… Как здесь все изменилось, какие дубы стали огромные. До войны деревня была большая, дружная. А хатки небольшие — курени. И наша избушка на курьих ножках, соломой крытая, с одним окошечком.
Надежда Семеновна Курзова по паспорту 1928 года рождения. До войны успела окончить три класса. Семья жила в самом начале деревни. Сегодня старушку привезли сюда специально, забрав у родственников, под опекой которых она живет. На малой родине Надежда Семеновна не была давно. Заметно волнуясь, она осматривается:
— Вот моя деревня, вот мой дом родной… Как здесь все изменилось, какие дубы стали огромные. До войны деревня была большая, дружная. А хатки небольшие — курени. И наша избушка на курьих ножках, соломой крытая, с одним окошечком.
Александр ШИНКАРЕВ, заместитель прокурора Гомельского района:
— В ходе следственных действий установлено, что за период оккупации в Гомельском районе были полностью или частично уничтожены более 90 деревень. Нередко вместе с мирным населением. Информацию о преступлениях нацистов приходится собирать по крупицам, поскольку свидетелей своих зверств они не оставляли. Лишь немногим удавалось спастись и рассказать о случившемся.
На сегодня нами допрошено около 400 человек. Больше 50 из них — потерпевшие, которые непосредственно пострадали от рук оккупантов. Как правило, это бывшие узники концлагерей, прошедшие через них в раннем детстве.
Продолжается работа и по другим направлениям. В Ченковском лесу ведутся начавшиеся прошлой осенью раскопки массовых захоронений граждан, казненных гитлеровскими оккупантами. В общей сложности обнаружено около 30 расстрельных ям. Извлечены останки более 600 человек. Часть из них уже перезахоронена надлежащим образом. Работа по сбору и фиксации доказательств геноцида нацистов против мирного населения Гомельского района продолжается.
— В ходе следственных действий установлено, что за период оккупации в Гомельском районе были полностью или частично уничтожены более 90 деревень. Нередко вместе с мирным населением. Информацию о преступлениях нацистов приходится собирать по крупицам, поскольку свидетелей своих зверств они не оставляли. Лишь немногим удавалось спастись и рассказать о случившемся.
На сегодня нами допрошено около 400 человек. Больше 50 из них — потерпевшие, которые непосредственно пострадали от рук оккупантов. Как правило, это бывшие узники концлагерей, прошедшие через них в раннем детстве.
Продолжается работа и по другим направлениям. В Ченковском лесу ведутся начавшиеся прошлой осенью раскопки массовых захоронений граждан, казненных гитлеровскими оккупантами. В общей сложности обнаружено около 30 расстрельных ям. Извлечены останки более 600 человек. Часть из них уже перезахоронена надлежащим образом. Работа по сбору и фиксации доказательств геноцида нацистов против мирного населения Гомельского района продолжается.
Память Надежды КУРЗОВОЙ хранит страшные свидетельства войны
Придя в деревню, рассказывает бабушка, гитлеровцы занялись грабежом. Ходили по дворам, забирая съестные припасы и живность — поросят, кур, коров. То, что это был единственный источник существования для целых семей, оккупантов не волновало.
В одной из хат немцы обустроили канцелярию, куда периодически таскали местных. Во время допросов пытками выведывали, кто из жителей помогает партизанам. Особенно после того, как на мине подорвался немецкий автомобиль.
Рискуя жизнями, сельчане поддерживали народных мстителей. К примеру, одна из женщин пекла для них хлеб. Имел связь с партизанами и дед Надежды Семеновны. Его не единожды уводили на допросы, а затем отвезли в Гомель и там расстреляли.
С не меньшим усердием нацисты охотились за молодежью. Старушка пытается вспомнить, скольких парней и девушек угнали в Германию. По ее подсчетам — не меньше десятка.
В одной из хат немцы обустроили канцелярию, куда периодически таскали местных. Во время допросов пытками выведывали, кто из жителей помогает партизанам. Особенно после того, как на мине подорвался немецкий автомобиль.
Рискуя жизнями, сельчане поддерживали народных мстителей. К примеру, одна из женщин пекла для них хлеб. Имел связь с партизанами и дед Надежды Семеновны. Его не единожды уводили на допросы, а затем отвезли в Гомель и там расстреляли.
С не меньшим усердием нацисты охотились за молодежью. Старушка пытается вспомнить, скольких парней и девушек угнали в Германию. По ее подсчетам — не меньше десятка.
Еще одному очевидцу тех событий Надежде Исааковне Козоре недавно исполнилось 88 лет. Дополняя друг друга, тезки рассказывают про самое яркое и трагическое воспоминание испорченного ужасами войны детства. Про то, как фашисты расстреляли еврейскую семью — женщину с двумя дочерьми.
— Я хорошо их помню, — Надежда Исааковна горестно качает головой. — Бедные они были, жили одни. Женщину вся деревня знала как портниху. Шила, кому что нужно, — так и зарабатывала, дочек кормила. Сперва у них немцы корову забрали. А потом и за ними пришли. Повели в лес за деревню и там застрелили… Даже закапывать не стали. А мы-то дети: и страшно было, и любопытно. Ходили туда, смотрели. Мать их как обняла, прижала к себе — так они и лежали убитые… Она снизу и они на ней.
Вместе с бабушками едем в лес. Обе говорят, что помнят, где лежали тела. Но, конечно же, никаких гарантий нет. За прошедшие десятилетия свое дело сделали время, дикая природа, лесные звери.
Тем не менее поисковики берут щуп и металлоискатель. Тщательно проверяют место, на которое указали бабушки, осматривают прилегающую территорию. И даже находят малокалиберную гильзу от огнестрельного оружия. Имеет ли она отношение к совершенному гитлеровцами убийству, пока непонятно.
Походив по лесу, специалисты уверены, что, скорее всего, установили место преступления. Оно, как бы цинично и дико это ни звучало, наиболее подходящее. Находится в русле пересохшего ручья, над которым пригорок с обрывом. Возможно, на нем и был совершен расстрел. В таком случае тела просто упали вниз и палачам не пришлось их оттаскивать, а тем более рыть могилу.
Координаты места зафиксированы, для того чтобы позже здесь можно было провести полноценные раскопки.
— Я хорошо их помню, — Надежда Исааковна горестно качает головой. — Бедные они были, жили одни. Женщину вся деревня знала как портниху. Шила, кому что нужно, — так и зарабатывала, дочек кормила. Сперва у них немцы корову забрали. А потом и за ними пришли. Повели в лес за деревню и там застрелили… Даже закапывать не стали. А мы-то дети: и страшно было, и любопытно. Ходили туда, смотрели. Мать их как обняла, прижала к себе — так они и лежали убитые… Она снизу и они на ней.
Вместе с бабушками едем в лес. Обе говорят, что помнят, где лежали тела. Но, конечно же, никаких гарантий нет. За прошедшие десятилетия свое дело сделали время, дикая природа, лесные звери.
Тем не менее поисковики берут щуп и металлоискатель. Тщательно проверяют место, на которое указали бабушки, осматривают прилегающую территорию. И даже находят малокалиберную гильзу от огнестрельного оружия. Имеет ли она отношение к совершенному гитлеровцами убийству, пока непонятно.
Походив по лесу, специалисты уверены, что, скорее всего, установили место преступления. Оно, как бы цинично и дико это ни звучало, наиболее подходящее. Находится в русле пересохшего ручья, над которым пригорок с обрывом. Возможно, на нем и был совершен расстрел. В таком случае тела просто упали вниз и палачам не пришлось их оттаскивать, а тем более рыть могилу.
Координаты места зафиксированы, для того чтобы позже здесь можно было провести полноценные раскопки.
Старший следователь Гомельского РОСК Михаил Барынин участвует в расследовании дела о геноциде с самого начала. От историй, которые он узнал и делится с нами, берет оторопь. Первая мысль: «Неужели такое возможно?» Но все услышанное — подтвержденные факты.
Например, о том, что произошло в несуществующей ныне деревне Веселое Поле. Осенью 1943-го туда нагрянули каратели и устроили резню. По людям стреляли, женщин и детей запирали в хатах и сжигали заживо. А часть мужчин заставили разуться и босых загнали на догоравшие пожарища. Карателей забавляло, когда кто-то из кричавших от боли людей также начинал гореть.
Потрясает рассказ одной из свидетельниц, на руке у которой на всю жизнь сохранилась татуировка с номером — нацисты делали такие узникам. Сперва это был печально известный концлагерь в Озаричах, затем их перевезли куда-то на территорию оккупированной Польши. И в том лагере собирались сжечь. Людей выстроили в очередь к конвейеру смерти и часть из них успели уничтожить.
Но затем возникла неполадка то ли в газовой камере, то ли в кремационной печи. Пока ее устраняли, один дотошный немецкий офицер обнаружил, что произошла ошибка. Кто-то на пересылке перепутал колонны, и вместо евреев, как планировалось, палачи сжигали «не тех» узников. Только поэтому оставшихся в живых вновь погнали в бараки, чтоб и дальше использовать как рабов.
По моей просьбе следователь Михаил Барынин делает то, что не свойственно представителям его профессии, — делится личными эмоциями:
— За годы службы я повидал многое. Однако в этом деле, изучая архивные материалы, слушая показания свидетелей о зверствах нацистов, сложно оставаться беспристрастным. И еще тяжелее понять, как можно было выполнять чудовищные приказы, уничтожая других людей и относясь к ним хуже, чем к скоту? Его-то немцы как раз оберегали, чтобы угнать в Германию. А наших людей просто массово уничтожали, чтобы освободить территорию. Это был настоящий геноцид.
Например, о том, что произошло в несуществующей ныне деревне Веселое Поле. Осенью 1943-го туда нагрянули каратели и устроили резню. По людям стреляли, женщин и детей запирали в хатах и сжигали заживо. А часть мужчин заставили разуться и босых загнали на догоравшие пожарища. Карателей забавляло, когда кто-то из кричавших от боли людей также начинал гореть.
Потрясает рассказ одной из свидетельниц, на руке у которой на всю жизнь сохранилась татуировка с номером — нацисты делали такие узникам. Сперва это был печально известный концлагерь в Озаричах, затем их перевезли куда-то на территорию оккупированной Польши. И в том лагере собирались сжечь. Людей выстроили в очередь к конвейеру смерти и часть из них успели уничтожить.
Но затем возникла неполадка то ли в газовой камере, то ли в кремационной печи. Пока ее устраняли, один дотошный немецкий офицер обнаружил, что произошла ошибка. Кто-то на пересылке перепутал колонны, и вместо евреев, как планировалось, палачи сжигали «не тех» узников. Только поэтому оставшихся в живых вновь погнали в бараки, чтоб и дальше использовать как рабов.
По моей просьбе следователь Михаил Барынин делает то, что не свойственно представителям его профессии, — делится личными эмоциями:
— За годы службы я повидал многое. Однако в этом деле, изучая архивные материалы, слушая показания свидетелей о зверствах нацистов, сложно оставаться беспристрастным. И еще тяжелее понять, как можно было выполнять чудовищные приказы, уничтожая других людей и относясь к ним хуже, чем к скоту? Его-то немцы как раз оберегали, чтобы угнать в Германию. А наших людей просто массово уничтожали, чтобы освободить территорию. Это был настоящий геноцид.
Для оккупантов ничего не стоило заживо сжечь жителей деревни