У четырнадцатилетнего Анатолия Олехновича по расписанию сейчас тренировка. Парень лихо отжимается, достаточно быстро подтягивается на перекладине и уверенно наматывает круги на велотренажере. На столе ровной стопкой лежат книги - усиленно взялся за изучение иностранного. Учителя хвалят: умный мальчишка!

Три года назад Толя выпал с 8 этажа, с высоты почти в 30 метров. Тогда его позвоночник раскололся на мелкие осколки, спинной мозг был серьезно поврежден. О шансах выжить не говорил никто - боялись.
- Валя, наш ребенок выпал из окна! - слова мужа до сих пор пульсируют в голове.

В тот день у Валентины Олехнович не было какого-то предчувствия. 8 января, начало нового года, хорошее настроение. И тут эти слова, полностью выбивающие почву из-под ног. Она помнит хаотичность мыслей:

- Это не мой ребенок. Он с кем-то подружился, пошел в гости и выпал со второго. Не с восьмого. Моя автобусная остановка. Я бегу домой и молюсь, чтобы это была ошибка. Вижу машину скорой помощи и кучу людей. Слышу резкий голос: «Мама. Не пускайте ее». Меня увели. Не сопротивлялась. Не могла смотреть. Тяжкую ношу взял на себя муж.

…Вечер. Вадим Олехнович возвращается с работы. Все как обычно. Открывает квартиру, здоровается, но никто не отзывается. На кухне горит свет, окно нараспашку. Внутри все холодеет. Бросается к окну и видит ту картину, которую не сможет уже стереть из памяти никогда, - силуэт сына внизу. Кожу пронзает тысячу иголок, руки мелко дрожат. Он хватает телефон, по пути звонит в скорую и жене.

- В тот вечер он спасал нас всех, - ладони Валентины сжаты, но говорит уже спокойно. - Я не смогла взять себя в руки. Уже после слышала, как Вадим плакал в душе. Человек, всегда умеющий держать себя в руках.
Когда в тот момент папа подбежал к сыну, ребенок был в сознании, но говорить не мог, в ответ на вопросы лишь моргал. Все тело пронзала мучительная боль. Любое, даже самое незначительное движение, кажется, разрывало на куски. Пока скорая везла Толю, бригада врачей уже была в режиме готовности и ждала его в приемном отделении. Нейрохирург РНПЦ неврологии и нейрохирургии Александр Корень объясняет:

- После падения с высоты у пациента, как правило, самую основную тяжесть составляет черепно-мозговая травма. Поэтому подобные случаи везут к нам.

Удивительно, но после такого экстремального падения Толя получил лишь легкую черепно-мозговую травму. Удар пришелся на позвоночник. Он разбился, словно хрупкая фарфоровая чашка. Спинной мозг был сдавлен. Александр Петрович сосредоточен, как и тогда:
- Мы понимали, что транспортировать в РНПЦ травматологии и ортопедии не можем. Вызвали специалиста. Начали разворачивать операционную. Настрой был такой: сделаем все, что в наших силах.

В режиме круглосуточного дежурства на базе РНПЦ травматологии и ортопедии работает Республиканский спинальный центр. Он берет на себя все самые тяжелые повреждения позвоночника по стране. 3-4 часа - и выездная бригада доберется до любой точки Беларуси со своим оборудованием и инструментарием, готовая провести операцию на позвоночнике на месте. Тогда не надо было ехать далеко, все произошло в Минске. Но нейрохирург РНПЦ травматологии и ортопедии Руслан Нечаев говорит, что ту дорогу в операционную не забудет:
- Было очень холодно, вьюга. Шло строительство кольцевой дороги. Какой-то участок пути перекрыли, мы съехали в сторону и забрались в какой-то тупик. Я постоянно смотрел на часы и поторапливал водителя: «Давай, скорее! Время не ждет». Он бедный весь на нервах, натянут как струна. Очереди из машин дикие. Сирена воет. Машины хоть руками разводи. Мы поехали через лес. Прилетели - и я сразу побежал в операционную.

В это время мама Толика, напившись успокоительных, чтобы хоть как-то забыться, стала собирать с младшим ребенком конструктор. Одна деталь, вторая, двадцатая… Валентина помнит, как слезы капали на пол:

- Так прошли первые дни после. Монотонный поиск маленьких деталей спас меня. Я проваливалась в другой мир, забывалась.
Руслан Нечаев
Александр Корень
В ту ночь хирурги простояли у операционного стола больше 7 часов. Вытереть пот со лба смогли только в 5 утра. Это было новое рождение мальчика. Руслан Нечаев и Александр Корень героями себя не считают. Скромно замечают, что это их работа. Но мама мальчика уверена: «Бог сотворил чудо руками врачей».
На мой вопрос, был ли отдых после нервной ночи, Александр Корень улыбается краешком губ:

- После ночной операции ты не идешь спать, как многие думают, а отправляешься в отделение и решаешь вопросы, которые могли возникнуть в твое отсутствие. Если оперативное вмешательство прошло успешно, наступает чувство облегчения. Чем отличается экстренная операция от плановой? К плановой ты можешь подготовиться. В критичных же случаях надо работать на пределах своих возможностей.
Руслан Нечаев говорит о том же:

- Принять решение надо не завтра, не послезавтра и даже не через десять минут. В это мгновенье. Легких операций не бывает. Каждая индивидуальна – как отпечаток пальца. Но надо понимать: успешная операция – это не заслуга одного хирурга. В ней участвует большое количество людей - ассистенты, анестезиолог, операционная сестра, младший медицинский персонал, рентген-лаборанты... Мы работаем как слаженный механизм. Лишних людей в операционной нет. Каждый делает свою работу. Эта история спасения, например, началась с водителя скорой.
Валентине Олехнович в начале пути реабилитации сына были необходимы вдохновляющие истории выздоровления. Один из лечащих врачей поделился: девочка упала с 11 этажа, выжила, а потом и в университет поступила. Подобные рассказы были как глоток воздуха. Александр Корень анализирует:

- Многое зависит от того, как человек упал, с какой высоты. Случается, ребенок приземлился с низкого дивана, а ему срочно надо делать операцию. А бывает и так, как в случае с восьмилетней девочкой из Копыля. Ее сбил автомобиль. Тяжелая черепно-мозговая травма, 21 день в коме. Не хотелось говорить о каких-то прогнозах. А сейчас она ходит в школу, приезжала ко мне в гости.
Мама снова мыслями возвращается в тот вечер. До поздней ночи в квартире были следователи – разбирались, что заставило одиннадцатилетнего мальчик сигануть с такой высоты.

Потом было утро после операции. Анатолий очнулся в реанимации. Мальчик не помнил, что с ним произошло. Первое время организм снимал с себя напряжение – Толик не мог бодрствовать и пяти минут, засыпал. Мог шевелить лишь руками. Остальные части тела были без движения. Это невыносимо. В реанимации нет радио, телевизора. Лишь монотонное гудение приборов. Время тянулось бесконечно долго. Каждые полчаса мальчика переворачивали медсестры. Но уже через минуту ему хотелось снова сменить положение. Даже сильные лекарства не унимали боль. Казалось, прикосновение перышка к отдельным участкам тела можно сравнить с разрядом электрического тока. Сегодня Анатолий рассказывает о своем тяжелом состоянии спокойно и буднично:
- Закрывал глаза и видел самого себя, словно я дух. Причем не мог сместиться на кровати даже на сантиметр, но в таком состоянии «видел», что находилось под ней. Типа летал. После уже такого не испытывал. Думаю, последствия лекарств.

У мамы Валентины свои воспоминания:

- Нам разрешили прийти в реанимацию. Дома я рисовала картины из фильмов ужасов. До встречи мы даже не знали, в сознании ли он. Приходим, осторожно спрашиваю: «Ты знаешь, кто я?» Он: «Мама». Боже, какое это было счастье. Ребенок узнает! Он знает, понимает, говорит! Это чудо!

В тяжелый момент семья обратилась к Богу:

- У нас на кухне стоял алтарь, свечки. Раньше молилась по-простецки, как я говорю, сейчас с молитвенником. Когда идет операция, время тянется очень долго, читая молитву, чувствуешь, ты не один, отвлекаешься.
Когда критический период прошел, начался процесс реабилитации. Долгий, изнуряющий, выматывающий. Не каждому по силам. И здесь ключевую роль сыграла позиция мамы:

- Все, что с нами происходит, случается не за что, а для чего. Значит, мы должны найти какой-то свой путь. Если мне дан этот крест, я должна его вынести. Когда Анатолия перевели из реанимации, я уже была с ним рядом. Каждый день капельницы, процедуры, уколы. Через боль. Надо было три раза в день делать упражнения - сгибать-разгибать конечности. Сам он не мог двигать, это делала я. Любое прикосновение к ногам - у него слезы градом. Ребенок не понимал, для чего ему эти мучения, хотел, чтобы его просто оставили в покое. Но мне сказано, значит, сделано.
О себе не думала. Каждый полчаса переворачивала ребенка, чтобы не образовывались пролежни. И днем, и ночью. Как-то Валентине позвонил брат по видеосвязи и не узнал ее, настолько похудела. Про макияж забыла, спортивный костюм и хвостик. Потом к Анатолию стали ходить учителя. Валентина до сих пор удивляется:

- После падения он у нас еще умнее стал. Память хорошая, в отличники выбился. Конечно, ему столько лекарств прописали на активность головного мозга. Учителя хвалят: толковый мальчишка! Занимались в больничной палате. Я набрала учебники в библиотеке. Он только лежал, даже не сидел, а я, примостившийся рядышком, читала параграфы, объясняла.
Глядя на лежачего ребенка, хотелось посмотреть в будущее: будет ли ходить? Врачи корректно останавливали: не бегите впереди паровоза. Двигаться придется мелкими шагами, всему учиться заново. Чтобы был толк, нужен ежедневный спорт.

Их первая победа, когда Анатолий смог присесть. После длительного горизонтального положения голова кружится, присутствует страх. Здоровому человеку не понять. Настраивали два дня. А уже через неделю он сидел в подушках и ел картошку фри – такие вот простые детские радости. Фотографию этого момента отправили всем родственникам. Мама показывает еще один знаковый снимок:
- Как мы вертикализировались? Сына привязывали к доске, а потом ее поднимали. Конечности не держали. На ноги надевали ортезы, на тело – корсет, для равновесия. Я тоже отправила эту фотографию близким, подписала: «Мы уже ходим». Хотя какое там ходим? Прямые ноги, инструктор сзади подталкивает, спереди еще специалисты - страхуют. Анатолий не был счастливым в тот момент. Весь дрожал. По-настоящему, ощутил победу над собой, когда прошелся без помощи, с ходунками. До сих пор помню эту улыбку, такую редкую.

- Поставить ребенка на ноги после такой травмы - большой труд, - Елена Шибко, инструктор-методист физической реабилитации Республиканского реабилитационного центра для детей-инвалидов, не философствует. Она одна из специалистов, которая учила Анатолия ходить. - Чтобы вы понимали: после каждого занятия одежду мальчика можно было хоть выкручивать от пота.
Возле места падения следователи нашли коробку конфет. Именно она разделила жизнь Анатолия на «до» и «после». И хотя память мальчика не пострадала, мозг напрочь стер все воспоминания того вечера до момента падения и во время него. Защитная реакция организма, своеобразный блок. Следователи по крупицам собирали события в единую картину.

Родители ушли на работу, братья тайком съели конфеты из коробки, потом Толик решил прогулять школу. Неизвестно, в какой момент его посетила мысль выбросить злополучную коробку из-под конфет в окно – в мгновение, когда он услышал приход отца, или раньше. Таким образом он, видимо, хотел скрыть свою шалость, улику, как ему тогда казалось.
- Я просто вижу своего ребенка в тот момент, - Валентине четко представляется страшная картина. - Его посещает «гениальная» идея и он счастливый бежит к окну, сильно размахивается, коробка летит, а он следом. На стекле была ладошка – отпечаток…

Когда я спрашиваю у Толика, не боится ли он окон и не считает ли себя супергероем, он умудряется шутить:

- Не боюсь. А супергерои, кстати, не падают.
Но этого жизнерадостного парня действительно можно назвать героем. Пережив сложнейшую операцию, вытерпев 3 года реабилитации, он смог подняться на ноги. Сейчас его цель - еще более усиленно заниматься спортом. Его распорядок: бассейн два раза в неделю, занятия в тренажерном зале с реабилитологом, тренировки дома. Несмотря на то, что Анатолий не чувствует правую ногу ниже колена, он может ходить самостоятельно, а с костылями даже бегает. Можно ли это назвать чудом? Этот вопрос я задавала каждому собеседнику. Сверхъестественная природа, безусловно, есть. Но это и огромная заслуга тех, кто рядом.
Для Анатолия земными ангелами стали его врачи, реабилитологи, родители, брат. Возможно, если бы с ним была другая мама, которая бесконечно жалела и плакала, мы бы не увидели крепкого духом Толю.
Нейрохирург Руслан Нечаев сказал правильные слова:

- Мы даем точку отсчета, а дальше - работа окружения, самого пациента. Если человек, сжав зубы, борется за себя - правильно делает. Мы их поддерживаем, мотивируем. Можно сидеть в коляске и как наши паралимпийцы ставить рекорды. Но как бывает? Молодой человек, обеспеченный, получает инвалидность. Жена приходит ко мне и спрашивает: «Мне надо строить свою жизнь, какие у него перспективы?» Понимаю, если скажу, что никаких, она уйдет от него. И я говорю, что время надо, необходимо быть вместе.
А бывают и другие истории. Руслан Владимирович даже помнит фамилию парня, поступившего к ним в тяжелейшем состоянии. Шансов не было никаких. За ним ухаживала жена, маленького роста, худенькая. Она к нему даже дотрагиваться не разрешала, сама перестилала постель, кормила с ложечки. Спустя годы, доктор шел по улице и его окликнули. Он узнал его только потому, что с ним стояла эта женщина. Крепкий, с палочкой, но на своих ногах. А рядом с ним она - маленькая и худенькая. Но такая сильная.

Таисия АЗАНОВИЧ,
Фото Егора ЕРМАЛИЦКОГО, Алексея МАТЮША и Алексея СТОЛЯРОВА
Видео Виктора ЧАМКОВСКОГО
По статистике выживает лишь половина людей, упавших с третьего этажа. Практически никто не остается в живых после падения с 10-го этажа. Значительный процент уцелевших составляют дети и выпившие люди. Чем младше ребенок, тем больше шансов его спасти. У малышей кости гораздо мягче, чем у взрослых, это предохраняет их от травм с летальным исходом, да и слабее сила удара при падении с высоты.
Выживает лишь половина людей, упавших с третьего этажа
Я бегу домой и молюсь, чтобы это была ошибка
Так прошли первые дни после. Монотонный поиск маленьких деталей спас меня. Я проваливалась в другой мир, забывалась.
В ту ночь хирурги простояли у операционного стола больше 7 часов
Ребенок не мог говорить, в ответ на вопросы
лишь моргал
Выживает лишь половина людей, упавших с третьего этажа
Я бегу домой и молюсь, чтобы это была ошибка
Ребенок не мог говорить, в ответ на вопросы
лишь моргал
Так прошли первые дни после. Монотонный поиск маленьких деталей спас меня. Я проваливалась в другой мир, забывалась.
В ту ночь хирурги простояли у операционного стола больше 7 часов
Закрывал глаза и видел самого себя, словно я дух
Закрывал глаза и видел самого себя, словно я дух
Если вдвоем плакать, результата не будет. А я была настроена на результат. Каждую ночь он мне говорил: «Мама, мне приснился сон, как я хожу». Вот это больше вышибало из меня слезу, чем то, что он плачет во время упражнений. Нам надо ходить, значит, надо работать.
Каждую ночь он мне говорил: «Мама, мне приснился сон, как я хожу».
Каждую ночь он мне говорил: «Мама, мне приснился сон, как я хожу».
Его земными ангелами стали врачи, реабилитологи, родители, брат.
Его земными ангелами стали врачи, реабилитологи, родители, брат.
Валентина подходит к кухонному окну. До сих пор она с трудом заставляет себя смотреть вниз, дыхание в этот момент непроизвольно перехватывает:
- Видите, нет ни деревьев, ни кустов – того, что могло бы смягчить падение. Снег был всего сантиметров 10.
- Видите, нет ни деревьев, ни кустов – того, что могло бы смягчить падение. Снег был всего сантиметров 10.
Хирурги в ту ночь по отдельным деталям так же собирали позвоночник мальчика. Все обломки, которые сдавливали спинной мозг, надо было удалить, «поставить» на место мелкие переломы. Из фрагментов костей восстановить позвоночный столб, а потом закрепить его на специальное металлическое основание – сложную конструкцию с винтами, балками, штангами, позволяющую держать позвоночник. Если использовать медицинский термин, то Анатолию установили транспедикулярный фиксатор позвоночника. Это белорусская разработка доктора медицинских наук Сергея Макаревича.