«Революция гвоздик» стала важным событием для Португалии еще и потому, что заставила ее отказаться от существенной части своей национальной идентичности — ее африканских заморских территорий, что стало одной из решающих причин революции в верхах и явилось для страны полным геополитическим переворотом.

Однако перечисленные режимы были построены на фигурах сильных военных, выполнявших роль регента (генерал Франко, маршал Пилсудский, адмирал Хорти). Салазар же был экономистом с небольшой харизмой и всегда довольствовался должностью премьера, оставляя почетное президентство военным. Он превратил Португалию в авангардистскую финансовую технократию и в этом отношении очень напоминал режим Виши во Франции, где доминировал Пьер Лаваль.

При этом Антониу Салазар проводил политику восстановления экономики, опираясь в основном на крупные частные промышленные и финансовые группы. Он сократил импорт зерновых и увеличил производство животноводческой продукции, практиковал умеренный протекционизм, пока Португалия не вступила в Европейскую ассоциацию свободной торговли (ЕАСТ) в 1960 году. Салазар также отличался неподкупностью и был бескомпромиссен в этом отношении со своей администрацией.

Такие символы формируют основополагающий образ, настоящий миф для всех «цветных революций». Он становится архетипом западного политико-исторического сознания и образцом поп-культуры, культивируемым в СМИ. Предполагается, что он должен обеспечивать единогласие мнений, а мифическая сила цветов чудесным образом нейтрализует противника.

Таким образом, салазаризм был подорван в первую очередь образованием элиты. Та же проблема сегодня существует в Иране, который после «зеленой революции» 2009 года решил отправить свою элиту учиться не в западные университеты, а в исламские государства.

Стоит отметить, что сам Запад поначалу поддерживал Салазара, потому что тот был экономическим либералом и эффективным оплотом против коммунизма. Но к 1960‑м годам Запад уже хотел экспортировать свою либерально-либертарианскую модель во всей ее полноте. И все меньше терпел националистическую политику и престиж Португалии, чей прочный колониальный проект и хорошее финансовое управление обеспечили как сильный экономический рост (6 — 8 процентов в год до 1974‑го), так и реальную и прочную политическую и экономическую независимость.

Французский пример интеграции Алжира, который должен был привести к интеграции от Лилля до Либревиля, вдохновил на аналогичный проект модернизации португальской колониальной империи (Кабо-Верде, Гвинея-Бисау, Aнголa, Мозамбик), и особенно обширной территории Анголы. Салазар решил модернизировать колонии, которые до 1936 года в основном эксплуатировались британскими и бельгийскими фирмами: с этого момента португальское государство взяло на себя большую часть этих разработок и передало их своим монополиям. После Второй мировой войны другие европейские державы отказались от еврафриканской мечты. Но Португалия придерживалась ее и развивала все глубже, потому что считала, что это единственный путь к развитию и могуществу. И потому что Португалия была исторически первым колониальным государством в Африке (Гвинея, Конго, Ангола, Восточная Африка).

Финансовая технократия

Реформа, обреченная на провал

Сети и методы, использованные участниками «революции гвоздик», широко применяются в Восточной Европе. Влияние Ватикана ощущается в Польше, Чехословакии, Венгрии, Литве, Словении и Хорватии. Роль ФРГ и BND была решающей во всех этих странах. Европейские фонды позволили купить местных главарей вырождающихся режимов и предложить, казалось бы, серьезную (но иллюзорную в долгосрочной перспективе) экономическую альтернативу.

Хантингтон подчеркивает и роль элит как акторов, которые принимают и даже возглавляют этот процесс при фундаментальной трансформации своего мировоззрения — появлении нового, менее военного, социально-политического чувства, которое больше не признает политической необходимости видимого применения вооруженной или полицейской силы и сопутствующего ей авторитарного дискурса.

Проект был колониалистским, но он также основывался на модели, которую можно назвать римской: его целью было постепенное превращение африканцев в португальцев и отправка максимального количества португальцев в Африку (включая изгнанных противников и осужденных), чтобы сделать ее более процветающей и обеспечить социально-экономическое развитие, которое способствовало бы торговле и зарождающейся португальской промышленности. Также планировалось чередовать столицу между Лиссабоном и Сан-Паулу-де-Луандой каждые два года.

Португалия не только входила в НАТО, но и, как все страны-члены, была связана со «стратегией напряженности», разработанной в Западной Европе в 1970‑х годах. Как и в Италии, в Португалии была очень мощная компартия. США и Англия считали ее одним из государств, которым больше всего угрожает коммунистическая экспансия. Поэтому Португалия, как и Италия, была объектом самого пристального внимания в связи с возможной войной против повстанцев, известной в Италии как операция «Гладио», целью которой была дестабилизация любого правительства, близкого к компартии, путем возбуждения неконтролируемых ультралевых групп или крайне правых движений. Которые впоследствии способствовали бы установлению авторитарной власти и оплота «свободного мира». Ключевой страной для формирования «Гладио» была Англия, где проходила подготовка этой операции.

В Португалии «Гладио» имела особое значение благодаря деятельности группы Aginter Press — так называлась компания, которая скрывала военно-политическую деятельность этой группы. Она была португальской, французской (из антиалжирской организации «Секретная армия», находившейся в изгнании в Португалии) и была связана с другими секретными службами, в частности западногерманской (BND) и ЮАР, а также испанской и греческой. Роль Aginter Press задокументирована в Италии и показывает, что Португалия была главным центром «Гладио» в Европе.

Не исключено, что его связи с Германией продолжались и после войны. И маловероятно, что политика влияния ФРГ в Португалии, а затем и в Восточной Европе могла развиваться независимо от разведслужбы BND. Та была созданием НАТО (как и бундесвер).

1974

В 1940‑х годах он торговал как с рейхом, так и с союзниками СССР, при этом требовал оплаты золотом, что обеспечило ему самый большой запас золота в Европе к 1945 году. Салазар также стремился к глубокой экономической модернизации страны, результаты которой сегодня признаны новейшей историографией. Он был вдохновлен итальянским фашизмом, но в очень ограниченной степени: назвал свой режим Estado Novo (Новое государство), ссылаясь на прославление и укрепление страны. По мнению исследователя И. Леонарда, салазаризм — не фашистский, а национально-христианский режим, в нем нет идеи нового человека, поскольку Салазар вместо этого ссылается на сельского обычного человека, который является фигурой прошлого, а не будущего. Режим модернизируется, но вовсе не стремится к фашистской консервативной революции. Наконец, салазаризм не предусматривал насилия при принятии решений, наоборот, он в значительной степени опирался на традиционное руководство, особенно со стороны Церкви, в отличие от итальянского фашизма, который стремился заменить их.

Крах колониализма и экономики

Главный символ португальской «цветной революции» гвоздики происходит от цветочного рынка, который служил местом сбора участников народных демонстраций, проходивших в Лиссабоне после падения Каэтану. Гвоздики — цветы сезона, они связаны с маем, следовательно, с Днем труда, и являются заметной частью коммунистической иконографии. В Португалии цветы также имеют особое национальное значение в связи с их ролью в явлении Девы Марии в Фатиме. Но прежде всего они являются отсылкой к движению хиппи Flower Power («сила цветов», или фитократия).

Основная цель идеи раздачи цветов полицейским, журналистам, политикам и зрителям — ослабить чувство страха, гнева и ненависти, в частности у полиции, а также у контрдемонстрантов, и психологически обезоружить их, чтобы морально запретить им применять вооруженную силу. То есть это форма психологической войны.

Так, в ходе этой революции присутствовали «цветочная пушка», а также танк со словом «Свобода». То есть, как и в случае с цветами, был использован и переосмыслен образ оружия. Танк был превращен в символ свободы и отсылал к апостериорной мифизации «цветной революции» вокруг идеала молодых безобидных солдат на танках. По сути, имела место нереальная установка, которая намеренно обманывает зрителя — инфантилизация, утверждающая, что танк — это не танк как таковой, а участник большого и красочно-позитивного действа, своего рода карнавала.

Португальская революция подавалась как ненасильственное событие, поэтому была принята западной общественностью и оказалась весьма фотогеничной. Но была ли она ненасильственной?

Это была настоящая гражданская война с ежедневными жестокими уличными боями по всей стране. Массовых убийств не было, но было много раненых и арестованных. Кроме того, случилось немало «политических» пожаров и взрывов партийных штабов, особенно во время жаркого лета 1975 года. Подробнее о цене «революции гвоздик» поговорим во второй части нашего повествования.

Салазаризм был удивительно колониалистским в очень специфическом смысле. В 20 — 40‑х годах ХХ века премьер систематически выдвигал колониальную империю в качестве основы для восстановления португальской власти. Он связал свою власть с фигурой короля Генриха Мореплавателя, основателя колониальной империи в XV веке. На самом деле португальский лидер вдохновился французской идеей Еврафрики, которая в то время была на пике популярности. Эта идея также была взята на вооружение немецким геополитиком Хаусхофером и существовала в Испании (ось Испания — Марокко — Сахара) и Италии (ось Италия — Ливия — Эфиопия).

Столь амбициозный проект должен был превратить бедных крестьян Португалии, намеревающихся эмигрировать в поисках лучшей жизни, в поселенцев и цивилизаторов с новыми социально-экономическими возможностями. В долгосрочной перспективе португальская Еврафрика должна была стать огромной единой Португалией со смешанным, но католическим и португалоязычным населением.

Конфликт с другими странами заставил Салазара ускорить модернизацию экономики, открыв Португалию для иностранного капитала и поощряя повышение производительности труда в промышленности. Эти преобразования позволили высвободить рабочую силу, которая стала излишней. Кроме того, колониальные войны стали причиной ухода из страны десятков тысяч молодых людей, отказавшихся проходить военную службу. Доля отказников возросла с 11,6 процента в 1961 году до 20,3 процента в 1972‑м. Многие уехавшие поселились во Франции.

Хронология противостояния

Антониу ди Спинола. 26 февраля 1974 года португальский генерал Антониу ди Спинола (политический и военный деятель, губернатор Португальской Гвинеи в 1968 — 1973 годах. — Прим. ред.) публикует книгу «Португалия и ее будущее», в которой выступает против Каэтану.

25 апреля генерал Спинола и Движение вооруженных сил (MFA) захватывают стратегические пункты в Лиссабоне. Политическая полиция терпит поражение.

15 мая — 6 июля действует первое временное правительство (президент Спинола, премьер Пальма Карлос, общая коалиция). 17 июля — 30 сентября функционирует второе правительство, выступающее уже против Спинолы. 21 сентября принцип независимости африканских колоний принимается генералом Спинолой против его воли, разворачивается гражданская война между МFА и спинолистскими правыми, которые призывали прислушаться к «молчаливому большинству» против происходящей политической радикализации. Из-за политической нестабильности начинается экономический и финансовый кризис.

Итак, запутанная «революция гвоздик» началась с госпереворота. Экономическая ситуация ухудшалась, но очень по-разному в зависимости от региона. Имели место хаос в Лиссабоне, национализация земли на юге, что привело к конфликтам с английскими землевладельцами, вооруженный мир на севере, где готовилась акция против Лиссабона. Страна разваливалась на части. Последовавшая за этим катастрофическая экономическая ситуация дала иностранной власти, которая помогала стране финансово, политическое превосходство.

В то же время салазаризм был ослаблен болезнью его исторического основателя, который перестал быть у власти после несчастного случая в 1968 году и умер в 1970‑м. Его преемник Каэтано был слаб и непопулярен в армии, поскольку не был министром обороны, как Салазар. У него было мало личных контактов с военными, и он окружил себя молодыми технократами. Между тем солдаты и младшие офицеры, чаще принадлежавшие к рабочему классу, требовали дополнительных пенсий и привилегий, поскольку общество становилось все более милитаризованным (число солдат выросло с 40 тысяч в 1960 году до 217 тысяч в 1970‑м — и это на 9 млн жителей). Каэтано был ошеломлен этими требованиями и не до конца понимал масштабы конфликта, который наблюдался и внутри армии, разделенной между офицерами, придерживавшимися консервативных взглядов, и все более левыми войсками, вернувшимися из колоний.

То есть позиционируют себя как гуманистический прогресс по отношению к предыдущему режиму, который презирался как архаичный или ана­хроничный. Они прекращают открытую борьбу против своих исторических противников и ослабляют способность государства к действиям, а также способность населения к долгосрочному сопротивлению, за исключением тех случаев, когда война является постоянной реальностью, как в Бирме. Эти режимы, несмотря на их огромное разнообразие, можно назвать модными, соответствующими глобализированному воображению западного международного сообщества и вкусу общества, которое все меньше ориентируется на рабочие классы и их сельскохозяйственную, рабочую, религиозную или военную культуру.

Если сравнивать французский май-1968 с «революцией гвоздик», то это, по сути, одни и те же действующие лица: социалисты, спецслужбы, Англия, ФРГ, ЕЭС, США и определенная часть молодежи (гражданская во Франции, военная в Португалии). В обоих случаях просоветская компартия была очень активна, но оставалась в стороне от окончательной политической победы. В обоих случаях «цветная революция» свергла суверенистский режим. Можно задаться вопросом, насколько диктаторским был салазаризм при Каэтано, когда он отзывал противников из ссылки. Либерализация режима шла полным ходом, и можно думать, что он довольно быстро принял бы более или менее демократическую форму. С этой точки зрения и для Запада характер режима вызывал меньше беспокойства, чем его еврафриканская политика и золотой запас.

Результат «революции гвоздик»: в 1976 — 1977 годах в стране усугубился экономический и продовольственный кризис — повсеместное недоедание и местами локальный голод, случаи каннибализма в Лиссабоне. Португалия вынуждена впервые обратиться за помощью к МВФ. Даже в нынешнем, 2022 году страна все еще не восстановилась…

«Революция гвоздик» — это совсем не то, что из нее сделали западные СМИ. Это был очень сложный и длительный набор событий, в ходе которого вооруженные и самые разные политические силы жестко столкнулись друг с другом в гражданской войне. Итог — шесть временных правительств, три попытки переворота, бесконечные теракты и всеобъемлющий двухлетний хаос. Эта революция произошла в ключевой момент мировой политической истории — между французским маем 1968‑го, который, возможно, был ее предтечей, и «цветными революциями» в Бирме и Восточной Европе, которые, несомненно, стали ее кульминацией.

Что предшествовало этому? С 1932 года премьер-министр Антониу Салазар создал в Португалии оригинальный политический режим при поддержке англичан, католической буржуазии и армии. Долгое время стоял вопрос о том, является этот режим фашистским или нет. В действительности это был смешанный режим, очень консервативный, поддерживаемый классами, которые привели его к власти. В этом отношении он был очень похож на режим, установленный Франко в Испании, и на авторитарные режимы Центральной Европы в межвоенный период.

Салазар эффективно очистил госфинансы, навязав населению реальную жесткую экономию с моральной и идеологической подоплекой, которая и в XXI веке кажется очень современной.

Специфический колониализм: на пути к Еврафрике

Однако в 1968 году с Антониу Салазаром произошел несчастный случай, он больше не мог оставаться во власти (здоровье серьезно подорвал инсульт, спровоцированный падением с шезлонга. — Прим. ред.). Его сменил профессор Марселу Каэтану, режим вступил в фазу ослабления. Каэтану не обладал авторитетом предшественника, но являлся экономистом и был выбран как представитель наиболее западно-либеральной ветви режима. Салазар завещал преемнику несомненную финансово-экономическую стабильность и высокие темпы роста, однако индустриализация шла медленно, средний уровень жизни португальцев оставался низким, колониальные войны, разжигаемые внешней силой, были дорогостоящими, как и еврафриканские инвестиции. В итоге Каэтану бросили вызов многие, и прежде всего представители армии. И разразилась «революция гвоздик».

Антониу ди Спинола.

Такого им не НАТО

Роль Североатлантического альянса в падении режима — доказанный факт. Как только Португалия вступила в НАТО в 1949 году, этот союз вынудил страну коренным образом изменить состав своей армии и ее поведение. С одной стороны, НАТО заставило португальскую армию расширить контакты со своими евро-американскими коллегами, что оказало идеологическое влияние на военнослужащих и постепенно привело к принятию идеи либеральной демократии. С другой стороны, альянс требовал, чтобы офицеры проходили частичную подготовку за рубежом и чтобы местная подготовка была более профессиональной. В результате именно «поколение НАТО» начало открыто критиковать режим, что уже в 1961‑м привело к попытке госпереворота, предпринятой этими вестернизированными солдатами.

Интересы Англии, США и ФРГ объединились, чтобы положить конец этой довольно эффективной португальской геоэкономической системе.

Операция «Гладио»

Связь португальских служб с ЮАР логична, учитывая общий «белый» фронт против черноафриканских борцов. Связь сo службами ФРГ может объяснить особую роль Спинолы и ФРГ в событиях «революции гвоздик».

Конец карьеры Спинолы, героя апреля 1974 года, весьма знаменателен. Как только его госпереворот провалился в марте 1975 года, он был вынужден отступить с остатками Aginter Press в Испанию, затем в Бразилию, а часть его людей отправилась в Чили к Пиночету.

Человек, который начал революцию, чтобы спасти салазаризм или, по крайней мере, правый режим и Еврафрику от упадка правительства Каэтано, и который от имени НАТО предпринял две попытки антимарксистского госпереворота и готовил третий, был окончательно дезавуирован своими спонсорами и отправлен в небытие, как только Западу удалось найти более приемлемого кандидата.

В апреле 1976 года Англия отказала ему во въезде на свою территорию, так и не признав законность его президентских полномочий.

По мнению политолога С. Хантингтона, одного из пионеров исследований переходного периода, португальскую революцию следует рассматривать как начало нового этапа в истории либеральной демократии. Португалия рассматривается как первый случай того, что Хантингтон называет «третьей волной демократизации» (после XIX века и 1950‑х годов), которая привела к краху многих авторитарных режимов в Южной Европе, Латинской Америке и Восточной Европе, Восточной Азии и Южной Африке в последующие десятилетия.

Политологи, специализирующиеся на теории переходного периода, подчеркивают, в частности, важность в демократических переходах таких международных факторов, как дипломатия, политическое давление, идеологическое проникновение, мягкая и жесткая сила, угрозы, санкции и так далее. В Португалии роль всех этих факторов особенно очевидна.

С другой стороны, нельзя не отметить принципиальную разницу в масштабах событий. Май-1968 длился всего несколько недель и показал свое истинное значение только в 1969‑м и особенно в 1981 году: социально-культурная революция. В Португалии же «цветная революция» стала общим крахом политической и экономической системы. Онa длилaсь два года и со временем становилaсь все хуже, в равной степени из-за колебаний между коммунизмом, крайне правыми и социализмом, а также из-за поспешных решений: колониальная империя была оставлена без подготовки, экономика дезорганизована, страна разделена, повсюду гражданские волнения. В 1976 году государство было полностью разрушено, и это разрушение было гораздо ближе к «цветным революциям» XXI века, чем к маю-1968.

Салазаризм построил прочное государство и стал периодом реального укрепления национальной идентичности, основанной на колониалистской мечте и инсценировке великих открытий XV-XVI веков. «Революция гвоздик» же лишила Португалию всех активов, которые могли бы позволить ей восстановиться. Поэтому Португалия 2022 года намного слабее, намного более зависима и намного более разрушена, чем она была в 1928 году, когда Салазар пришел к власти. Онa также потерялa всякую надежду на восстановление. Таким образом, через столетие Португалия вернулась не к началу, а к гораздо более раннему этапу своей истории.

Некоторые убытки Португалии от «революции гвоздик»

♦ Утеря всех инвестиций в Африке. По некоторым оценкам, Португалия потеряла более 1,4 млрд долларов, включая портовую инфраструктуру, дамбы и железнодорожные линии.

♦ Обнищание населения и нашествие беженцев. В Португалию хлынул поток колониальных беженцев (около 1 млн человек). Португальское правительство игнорировало их бедственное положение.

♦ Голод и людоедство. В 1976—1977 годах в стране наблюдался дефицит продовольствия. Начался голод в некоторых регионах, фиксировались факты каннибализма из-за отсутствия мяса.

♦ Крах валюты. Эскудо был сильной валютой, но запас его прочности был растрачен «цветными революционерами». В 1999 году 100 эскудо стоили 0,498798 евро.

♦ Утеря гражданского и военного флота. Был высокоразвитым, но в начале 1980-х весь судостроительный сектор рухнул с 0,3 процента ВВП до 0,1 процента и после этого не восстановился.

♦ Экономическая независимость. В марте 1975 года революция положила начало национализации основных крупных частных португальских компаний. По сути, Португалия стала социалистической экономикой по-югославски.

Еврафрика — идея геополитического образования, объединяющего активы Европы и Африки в одном часовом поясе (ось Север — Юг), что должно постепенно привести к полной экономической интеграции.

С 1960‑х годов Салазар решил превратить Португалию и ее колониальную империю в действительно двуглавое еврaфриканское образование с континентальной европейской частью и заморскими африканскими частями — в так называемую Португальскую экономическую зону.

Такой проект вызвал враждебность почти всех великих держав. Но военные усилия Португалии были масштабными: в конце 1960‑х колониальным войнам было посвящено 40 процентов бюджета.

11 марта 1975 года генералом Спинолой предпринята попытка госпереворота, результат — полный провал. Правительство движется в крайне левом направлении, происходит радикализация и национализация экономики. Идут аресты правых, происходит дипломатическая переориентация с Запада на Движение неприсоединения. Толпа нападает на посольство США в Лиссабоне. В мае 1975 года и практически все лето в Португалии идут уличные бои, усиливается экономический коллапс, в провинциях игнорируется правительственная власть.

Гвоздики, песни и разрушительная «Свобода»

После этого Португалии предстояла тяжелая война, в которой эти державы поддерживали борцов за независимость Африки на всех границах. Португальская армия победила везде, кроме Гвинеи-Бисау, но Лиссабон был вынужден посылать все больше и больше войск на заморские территории, что привело к возрастающей роли солдат в политическом режиме и обществе. А также к недовольству среди молодежи и семей, которые были обеспокоены этими бесконечными войнами против часто недоступных партизан (ангольские джунгли). Поражение в Гвинее-Бисау стало глубоким национальным потрясением и деморализовало рядовых солдат. Под влиянием своих африканских противников они постепенно принимали марксизм.

Колониальный контекст связан с контекстом войны во Вьетнаме, которая вступала в заключительную фазу — полного военного поражения США. Молодые американцы и солдаты, вернувшиеся с фронта, проводили в США демонстрации против войны. Их пример, конечно же, находил отклик в португальском обществе, которое столкнулось с гораздо более глубокой войной, чем кампания США во Вьетнаме. Борьба за деколонизацию была модным лозунгом в среде глобализирующейся интеллигенции. Демонстрации в Португалии были запрещены, поэтому многие молодые португальцы выразили свой протест, эмигрировав из страны.

Необходимо учитывать и колониальный контекст. Великому колониальному проекту португальской Еврафрики противостояли антиколониальный СССР, неоколониальная Англия, которая хотела заполучить португальские владения, и независимые африканские государства.

В португальском колониалистском обществе радио Би-би-си и прочие рупоры Запада вызывали смятение у солдат и проводили параллели между поражением США во Вьетнаме и Португалии в Гвинее-Бисау.

Это, однако, не означает, что эти режимы не используют насилие в реальности или в какой-то другой форме с усилением контроля через современные средства коммуникации. Режимы, возникающие в результате этой эволюции, мягкие по форме и содержанию: они представляют себя как мирные (что не всегда так) и современные.

Именно молодые выпускники, иногда прошедшие обучение за рубежом, фактически свергают эти авторитарные режимы, которые, как правило, по-прежнему поддерживаются более консервативными в своих политических ориентирах рабочими классами.

Де Голль и Каэтано, такие глубоко разные, пали потому, что отказались быть простыми сателлитами.

Политический и экономический вакуум, созданный этой неожиданной катастрофой, позволил провести полную трансформацию страны, которую сегодня, с оглядкой на второй крах 2008 года, можно описать как колонизацию Португалии северо-западными европейскими державами во всех отношениях: идеология, политический режим, культурная идентичность, право собственности на средства производства и капитал, социально-экономическая модель.