3 февраля 1969 года судебная коллегия по уголовным делам Гомельского областного суда вынесла приговор десятерым изменникам Родине, троих приговорили к расстрелу. Фигуранты дела — сотрудники Словечанской полиции, которые в годы Великой Отечественной войны в оккупированном Ельском районе уничтожили сотни белорусов. Мы прошли кровавым путем предателей и даже неожиданно нашли свидетеля их преступлений.
По деревням нас сопровождала учитель белорусского языка и литературы Добрынской средней школы Валентина Беляк-Сакула, она родилась в деревне Верхи Ельского района. Первый пункт пути — Добрынь. Известно, что населенный пункт освобождали в конце 1942-го. Особенно тяжелые бои проходили 10—11 декабря — погибших бойцов местные жители хоронили в разных местах. В 1959 году останки всех погребений того времени были перезахоронены в одну братскую могилу на гражданском кладбище, там стоит обелиск со словами «Вечная слава героям, павшим в бою за свободу и независимость нашей Родины».
Едем в Ремезы. Там в недостроенном здании школы располагался самый большой в районе вражеский усиленный гарнизон, который затруднял движение партизан и их связных в этой местности. Командовал им гебитскомиссар Гарке. 16 июля 1942-го во время боевой операции партизаны убили двоих офицеров, в том числе Гарке, и несколько немецких солдат, рассказывает наша сопровождающая:
— В ответ на нападение на немцев 17—18 июля фашистские захватчики провели одну из самых массовых карательных операций против мирных жителей на территории Ельского района. В пепелище были превращены 12 населенных пунктов: Копанка, Круглое, Валавская Рудня, Беляки, Загатье, Ново-Высокое, Пример (хутор), Старо-Высокое, Павловка, Заболотье, Николаевка, Верхи. Копанка, Круглое и Заболотье так и не возродились…
Проезжаем через деревню Павловка. Сегодня это одна улица, на которой находится с десяток домов. Есть сведения, что здесь несколько трудоспособных мужчин перешли на сторону немцев, став полицаями.
Далее за окнами машины мелькает деревня Старое Высокое. В парке находится памятник воинам-освободителям. А в Новом Высоком установлен камень с памятной плитой в честь погибших мирных жителей.
На въезде в Николаевку — огромный камень на холме в память о мирных жителях. Населенный пункт был сожжен в мае 1942 года — немцы знали, что здесь находятся семьи партизан.
Едем в Ремезы. Там в недостроенном здании школы располагался самый большой в районе вражеский усиленный гарнизон, который затруднял движение партизан и их связных в этой местности. Командовал им гебитскомиссар Гарке. 16 июля 1942-го во время боевой операции партизаны убили двоих офицеров, в том числе Гарке, и несколько немецких солдат, рассказывает наша сопровождающая:
— В ответ на нападение на немцев 17—18 июля фашистские захватчики провели одну из самых массовых карательных операций против мирных жителей на территории Ельского района. В пепелище были превращены 12 населенных пунктов: Копанка, Круглое, Валавская Рудня, Беляки, Загатье, Ново-Высокое, Пример (хутор), Старо-Высокое, Павловка, Заболотье, Николаевка, Верхи. Копанка, Круглое и Заболотье так и не возродились…
Проезжаем через деревню Павловка. Сегодня это одна улица, на которой находится с десяток домов. Есть сведения, что здесь несколько трудоспособных мужчин перешли на сторону немцев, став полицаями.
Далее за окнами машины мелькает деревня Старое Высокое. В парке находится памятник воинам-освободителям. А в Новом Высоком установлен камень с памятной плитой в честь погибших мирных жителей.
На въезде в Николаевку — огромный камень на холме в память о мирных жителях. Населенный пункт был сожжен в мае 1942 года — немцы знали, что здесь находятся семьи партизан.
— Оккупанты приехали, чтобы найти этих людей, — они собрали их в одном доме и сожгли, — продолжает делиться историческими фактами из военной летописи своего края Валентина Беляк-Сакула.
Проезжаем деревню Дуброва — немцы ее не сожгли лишь потому, что местные жители были предупреждены о карательной операции и успели спрятаться в лесу. На въезде — памятник погибшим при освобождении населенного пункта.
Далее по гравийке добираемся до деревни Верхи. На ее территории еще одно памятное место, где захоронены 96 мирных жителей, расстрелянных немецко-фашистскими захватчиками 17 июля 1942-го. Вокруг расстилаются поля, а над могилой — два старых клена с колодами пчел, через несколько метров — дома с ухоженными огородами. Валентина рассказывает:
— Моя прабабушка Трошко Устинья Анисимовна рассказывала, как верховцы прятались в лесу и чудом остались живы, но не все. Оккупанты приказали жителям с паспортами прийти на собрание, чтобы якобы предложить им работу. Ее старшая приемная дочь Мария Цыбан пошла с ребенком на это собрание и ее расстреляли вместе с сыном. Получается, людей просто обманули — никто работу не собирался предлагать. Всех расстреляли, а потом заволокли в сарай и подожгли.
Проезжаем деревню Дуброва — немцы ее не сожгли лишь потому, что местные жители были предупреждены о карательной операции и успели спрятаться в лесу. На въезде — памятник погибшим при освобождении населенного пункта.
Далее по гравийке добираемся до деревни Верхи. На ее территории еще одно памятное место, где захоронены 96 мирных жителей, расстрелянных немецко-фашистскими захватчиками 17 июля 1942-го. Вокруг расстилаются поля, а над могилой — два старых клена с колодами пчел, через несколько метров — дома с ухоженными огородами. Валентина рассказывает:
— Моя прабабушка Трошко Устинья Анисимовна рассказывала, как верховцы прятались в лесу и чудом остались живы, но не все. Оккупанты приказали жителям с паспортами прийти на собрание, чтобы якобы предложить им работу. Ее старшая приемная дочь Мария Цыбан пошла с ребенком на это собрание и ее расстреляли вместе с сыном. Получается, людей просто обманули — никто работу не собирался предлагать. Всех расстреляли, а потом заволокли в сарай и подожгли.
Мы идем по единственной улице деревни, вокруг цветут липы — дурманящий аромат сладко бьет в нос, дорогу нам пересекает пчеловод в защитной шляпе, на обочине пасется лошадь, кое-где около домов сидят бабушки в ярких халатах и цветастых платках. Мирная сельская идиллия. Даже не верится, что несколько десятков лет назад деревня полыхала в огне… Поскольку многим жителям удалось спастись, после войны ее отстроили заново.
Рядом с аккуратным домиком на небольшом уличном кресле отдыхает Ольга Гордеевна Трошко — недавно женщине исполнилось 93 года, при оккупации она тоже пряталась в лесу. Рассказывает:
— Во время войны полицаи сожгли нашу деревню: сестра моя сгорела, дядя получил сильные ожоги, но смог выбраться из огня, а через некоторое время от ран умер. Нам пришлось уехать жить в Ремезы — ту деревню не сожгли. Верхи полицаи уничтожили, потому что считали, что там «гадуюць» партизанов. А у нас там «нiводненькага» партизана и не было.
Рядом с аккуратным домиком на небольшом уличном кресле отдыхает Ольга Гордеевна Трошко — недавно женщине исполнилось 93 года, при оккупации она тоже пряталась в лесу. Рассказывает:
— Во время войны полицаи сожгли нашу деревню: сестра моя сгорела, дядя получил сильные ожоги, но смог выбраться из огня, а через некоторое время от ран умер. Нам пришлось уехать жить в Ремезы — ту деревню не сожгли. Верхи полицаи уничтожили, потому что считали, что там «гадуюць» партизанов. А у нас там «нiводненькага» партизана и не было.
Громкое расследование в конце 1960-х началось с документа, обнаруженного старшим следователем УКГБ при Совмине БССР по Гомельской области Петром Далбой в Центральном архиве в Москве по время поиска документов по совершенно другому делу. В нем была информация о расправе с мирными жителями деревень Ельского района. Особый интерес вызвало обстоятельство, что в уничтожении советских граждан участвовали «шуцманы» — такие же советские люди, ставшие предателями и поступившие на службу в полицию. В итоге были развернуты масштабные следственные действия с целью найти членов Словечанской полиции.
Из протокола допроса свидетеля Максима Дыбчука, в 1942 году проживавшего в деревне Старо-Высокое:
— В 9 утра я залез на крышу своего дома и увидел, что из деревни Пример в нашу сторону едут три или четыре грузовые автомашины. Я взял старшего сына и с ним убежал из деревни. Отбежав метров на 15, мы спрятались во ржи. Минут через 10—15 сын, поднявшись, осмотрелся и сказал, что прямо на нас цепью идут каратели. Один из них подошел ко мне и спросил, являюсь ли я партизаном. Я ответил, что нет, тот сказал идти домой. Когда мы с сыном подошли к деревне, нам в спину стали стрелять. Одна пуля попала мне в правый бок, а сыну в спину. Ивану разорвало живот. После этого каратели ушли в сторону деревни Николаевка. После того как сын умер, я пошел в ту сторону, куда ранее отправил других своих сыновей — Мишу, Адама и Александра, однако обессилел и упал, пролежав в поле до вечера. Потом нашел трупы всех своих детей. Они были убиты. Как я узнал из разговоров односельчан, в уничтожении Старо-Высокого и других деревень участвовала Словечанская полиция.
17 томов уголовного дела содержат многочисленные документальные свидетельства жестокости: протоколы допросов, очных ставок, свидетельских показаний, схемы проведения карательных операций, списки уничтоженных мирных жителей, извлеченные из земли вещественные доказательства — личные вещи убитых.
Преступников искали в Татарстане, Башкирии, Эстонии, Украине, России и Беларуси. На момент совершения злодеяний полицаям было по 18—19 лет. Они обучались военному делу, охраняли жандармские и полицейские гарнизоны, выезжали на карательные операции против партизан, вместе с немецко-фашистскими захватчиками участвовали в сожжении населенных пунктов и массовом убийстве детей, женщин и стариков. Точные цифры мирных жителей, погибших от рук злодеев, не установлены. В ходе только одной карательной операции во второй половине июля 1942-го были уничтожены около тысячи мирных жителей.
3 февраля 1969 года судебная коллегия вынесла приговор десяти изменникам Родине — трое были приговорены к расстрелу, остальные получили сроки лишения свободы от семи до 15 лет.
Из протокола допроса свидетеля Максима Дыбчука, в 1942 году проживавшего в деревне Старо-Высокое:
— В 9 утра я залез на крышу своего дома и увидел, что из деревни Пример в нашу сторону едут три или четыре грузовые автомашины. Я взял старшего сына и с ним убежал из деревни. Отбежав метров на 15, мы спрятались во ржи. Минут через 10—15 сын, поднявшись, осмотрелся и сказал, что прямо на нас цепью идут каратели. Один из них подошел ко мне и спросил, являюсь ли я партизаном. Я ответил, что нет, тот сказал идти домой. Когда мы с сыном подошли к деревне, нам в спину стали стрелять. Одна пуля попала мне в правый бок, а сыну в спину. Ивану разорвало живот. После этого каратели ушли в сторону деревни Николаевка. После того как сын умер, я пошел в ту сторону, куда ранее отправил других своих сыновей — Мишу, Адама и Александра, однако обессилел и упал, пролежав в поле до вечера. Потом нашел трупы всех своих детей. Они были убиты. Как я узнал из разговоров односельчан, в уничтожении Старо-Высокого и других деревень участвовала Словечанская полиция.
17 томов уголовного дела содержат многочисленные документальные свидетельства жестокости: протоколы допросов, очных ставок, свидетельских показаний, схемы проведения карательных операций, списки уничтоженных мирных жителей, извлеченные из земли вещественные доказательства — личные вещи убитых.
Преступников искали в Татарстане, Башкирии, Эстонии, Украине, России и Беларуси. На момент совершения злодеяний полицаям было по 18—19 лет. Они обучались военному делу, охраняли жандармские и полицейские гарнизоны, выезжали на карательные операции против партизан, вместе с немецко-фашистскими захватчиками участвовали в сожжении населенных пунктов и массовом убийстве детей, женщин и стариков. Точные цифры мирных жителей, погибших от рук злодеев, не установлены. В ходе только одной карательной операции во второй половине июля 1942-го были уничтожены около тысячи мирных жителей.
3 февраля 1969 года судебная коллегия вынесла приговор десяти изменникам Родине — трое были приговорены к расстрелу, остальные получили сроки лишения свободы от семи до 15 лет.
У меня в руках — приговор и частное определение по уголовному делу по обвинению бывших полицейских Словечанской полиции. Читаю выдержки допросов преступников. На пожелтевших страницах — показания Николая Трофимова о карательной операции в деревне Ново-Высокое:
«...Мы загнали людей в сарай и зашли туда сами. Люди стояли, прижавшись друг к другу, и мы стали в них стрелять. В числе расстрелянных были женщины, дети и один мужчина. Я полагаю, что это была одна семья. После расстрела кто-то из карателей поджег сарай с трупами, и мы отправились дальше. Это была жуткая расправа… Я увидел, как под навес, стоящий в конце деревни, повели шесть человек местных жителей: мужчину, мальчишку лет 11—12 и женщин. У одной из них на руках был ребенок. Немец подозвал меня к себе для участия в расстреле этих людей и поставил напротив мальчишки. Он приказал мне стрелять в него. Я выстрелил, но промахнулся. Мальчик повернулся ко мне и, плача, сказал: «Дядя, быстрее стреляй». Я пожалел мальчика и стрелять не стал. Латыш в это время расстрелял мужчину, а затем убил мальчика. После уничтожения деревни каратели отправились дальше. Таким же образом были уничтожены деревни Пример, Старо-Высокое и Николаевка».
На момент ареста в мае 1968-го Николай Трофимов жил в Москве, работал газосварщиком Мосподземстроя, был женат и воспитывал четырех дочерей. А на груди у него красовалась медаль «20 лет Победы в Великой Отечественной войне»…
«...Мы загнали людей в сарай и зашли туда сами. Люди стояли, прижавшись друг к другу, и мы стали в них стрелять. В числе расстрелянных были женщины, дети и один мужчина. Я полагаю, что это была одна семья. После расстрела кто-то из карателей поджег сарай с трупами, и мы отправились дальше. Это была жуткая расправа… Я увидел, как под навес, стоящий в конце деревни, повели шесть человек местных жителей: мужчину, мальчишку лет 11—12 и женщин. У одной из них на руках был ребенок. Немец подозвал меня к себе для участия в расстреле этих людей и поставил напротив мальчишки. Он приказал мне стрелять в него. Я выстрелил, но промахнулся. Мальчик повернулся ко мне и, плача, сказал: «Дядя, быстрее стреляй». Я пожалел мальчика и стрелять не стал. Латыш в это время расстрелял мужчину, а затем убил мальчика. После уничтожения деревни каратели отправились дальше. Таким же образом были уничтожены деревни Пример, Старо-Высокое и Николаевка».
На момент ареста в мае 1968-го Николай Трофимов жил в Москве, работал газосварщиком Мосподземстроя, был женат и воспитывал четырех дочерей. А на груди у него красовалась медаль «20 лет Победы в Великой Отечественной войне»…
Среди погибших от рук полицаев и близкие Валентины БЕЛЯК-САКУЛЫ.
Вечером в деревню стали возвращаться люди, кто прятался в болотах и лесах, но от нее ничего не осталось, даже заборы погорели. Кто остался в живых, вместе с детьми выкопали огромную яму и похоронили родных и земляков в общей могиле, так как боялись, что немцы вернутся.
Ольга ТРОШКО.
Сейчас с ней живет дочь Татьяна — одна из троих детей Ольги Гордеевны, пару лет назад женщина перебралась сюда из Мозыря, чтобы мама была под присмотром. Татьяна вступает в разговор:
— Мама всю жизнь трудилась дояркой, а еще она у нас веселая и очень красиво пела раньше. Вспоминала, как в свои дворы после того, как их хозяев убили немцы, возвращались коровы… И что это было очень тяжело видеть…
Род у Ольги Гордеевны большой. На празднике в деревенский домик съезжается очень много родных людей: трое детей, шестеро внуков и десять правнуков.
— Мама всю жизнь трудилась дояркой, а еще она у нас веселая и очень красиво пела раньше. Вспоминала, как в свои дворы после того, как их хозяев убили немцы, возвращались коровы… И что это было очень тяжело видеть…
Род у Ольги Гордеевны большой. На празднике в деревенский домик съезжается очень много родных людей: трое детей, шестеро внуков и десять правнуков.