Заир Азгур… Знаменитый советский монументалист, народный художник БССР, а затем — и Советского Союза. Что первым приходит на ум, когда произносят это имя? Один назовет величественные памятники государственным деятелям, другой вспомнит скульптурные изображения деятелей искусства, писателей, врачей, партизан…

Детей еще малышами приводят на площадь Якуба Коласа познакомить с писателем и его героями, с любовью созданными Азгуром. Творческое наследие скульптора — полторы тысячи произведений, разлетевшихся по свету. В Бородино под Москвой — памятник-бюст князю Петру Багратиону, выигравшему знаменитое сражение с французами. В Калькутте — грандиозный монумент Рабиндранату Тагору. Работы Азгура можно встретить на улицах Москвы, Астрахани, Махачкалы, в городах Китая, Болгарии или Индии, они хранятся в Национальном художественном музее, Третьяковской галерее или продолжают жить своей тихой загадочной жизнью в мастерской художника.

После окончания училища Заир долго искал свою школу — поучился и в Ленинграде, и в Киеве, и в Тбилиси, но так и не нашел, к кому примкнуть: так и не сделался ничьим последователем, идя по собственной дороге и став в итоге одним из родоначальников белорусской скульптурной школы. Дружил с писателями Кузьмой Чорным, Якубом Коласом, который вместе со всей своей семьей искренне заботился о скульпторе, с Янкой Купалой, перед которым Азгур благоговел и ценил его мнение. Свой первый скульптурный портрет Коласа он изваял еще в Витебске — а потом годы спустя увековечил классика в центре Минска.

Подлинного мастера из Заира Азгура, как и из многих творцов его поколения, вылепила Великая Отечественная война, лишившая его самых близких людей. К началу войны Азгур был уже известным молодым художником, которому доверяли ответственные заказы. С первых военных дней трудился в газете «Раздавiм фашысцкую гадзiну» как иллюстратор.

Обожженный горем

ХХ век перекроил его жизнь ничуть не меньше, чем жизнь любого белоруса, ведь никакая мера таланта не убережет творца ни от судьбы, ни от горя, ни от потерь. Даже наоборот: художники как будто притягивают к себе беду, чтобы жить дальше с обожженным сердцем — и творить вопреки всему.

В 1973 году Азгур получил очередное звание народного художника, но теперь уже всего Советского Союза. В 1981‑м возглавил творческую мастерскую Академии художеств СССР в Минске. Воспитал множество учеников, самый известный из которых — Владимир Жбанов, без чьих работ невозможно представить Минск. Воистину хороший ученик наследует учителю.

После войны из-под резца мастера выходят образы Франциска Скорины, Тетки, Франтишка Богушевича, Якуба Коласа, Янки Купалы, Кондрата Крапивы, Янки Мавра, Тишки Гартного — еще одна галерея, уже писателей… Он ваял композиторов Модеста Мусоргского и Николая Аладова, известного поэта-песенника Евгения Долматовского и архитектора Иосифа Лангбарда, скульптора Евгения Вучетича и писателя Бориса Полевого, героев и государственных деятелей летчика Сергея Грицевца и Петра Машерова, всю плеяду высшего советского руководства и множество портретов зарубежных политических деятелей: Хо Ши Мина, Мао Цзэдуна, Мориса Тореза, Ким Ир Сена. А бюст Черчилля работы Заира Азгура зарубежными искусствоведами признан одним из лучших скульптурных изображений британского премьера.

«След художника неистребим. В душах людей. В нашей памяти»

Заир Исаакович Азгур родился на Могилевщине, в деревеньке Молчаны Сенненского уезда, в семье извозчика. Очень рано осиротел. Лепил с детства: игрушки-свистульки из глины делать научился у деревенского гончара. С овдовевшей матерью они перебрались в Витебск. Два года учился в мастерской Юделя Пэна, затем в созданном Шагалом Витебском художественном училище. Правда, ни творчество Шагала, ни идеи Малевича его не увлекли: будущий скульптор твердо стоял на позициях реализма. Жить ему, бедному как церковная мышь, было негде — мать вернулась в деревню. Поэтому он обосновался прямо в здании училища: в мастерской стоял большой окованный железом сундук, куда Азгур складывал книги и где спал, укрывшись чем придется. Сундук этот балагуры-студенты тут же прозвали саркофагом, а Азгур немедленно получил прозвище Фараон. «Фараон удаляется в свой саркофаг», — шутили соученики, когда Азгур по вечерам отправлялся ночевать в мастерскую.

Якуб Колас в мастерской Заира Азгура, 1949 год

Заир Азгур и Янка Купала

Мемориальный музей-мастерская Заира Азгура

В 1944‑м Азгур стал народным художником БССР. Мать скульптора не могла порадоваться за сына: фашисты казнили женщину, закопав живьем в землю, и многие годы Заир не знал о ее судьбе. Когда после распада Советского Союза художнику предлагали эмигрировать, он неизменно отвечал: «Я не могу оставить землю, в которую была зарыта моя мать».

Вернувшись в освобожденный Минск, Заир Азгур стал главным художником Дома Правительства. Обосновался в мастерской на улице Некрасова, в художественном комбинате, где и сегодня продолжают работать новые поколения скульпторов.

Его главными темами на десятилетия стали героическая, неразрывно связанная с партизанами (он лепил и Деда Талаша, и Миная Шмырева, и Константина Заслонова, создав целую галерею портретов народных мстителей), и культурно-историческая.

Азгур не только занимался скульптурой, но и всю жизнь писал — сотни статей, посвященных проблемам изобразительного искусства, пять томов воспоминаний и размышлений. В его доме не переводились гости — любимый друг Якуб Колас, Ян Скрыган, Змитрок Бядуля, Аркадий Кулешов… Помня о том, как бедовал в юности, Азгур всю жизнь стремился помочь тем, кто в помощи нуждался. Как и Якубу Коласу, ему постоянно писали отовсюду, обращались с просьбами. И скульптор то слал деньги тем, кто просил о вспомоществовании, то шел в ЦК партии, чтобы выбить автобус для школы в дальней деревне… Говорят, что его добротой, так же как и отзывчивостью Коласа, вовсю пользовались, однако он не сетовал.

Когда ему стало трудно ходить по лестнице в доме без лифта, попросил Машерова помочь. Скульптора переселили в более удобный дом на улице Захарова, а рядом выстроили мастерскую, спроектированную известным архитектором Вальменом Аладовым. Мастерская эта стала для Азгура местом куда более важным и родным, чем дом. Причем он держал ее открытой, так что к нему порой захаживали прохожие с улицы. Скульптор справедливо считал, что раз он работает для народа, то и мнение простых людей, которые будут видеть на улицах созданные им памятники, имеет значение, и искренне к нему прислушивался.

Азгур был из тех, кого принято называть просто — государственники.

Все достояние — бант, который мать ему повязала, когда он отправился учиться. В представлении простой женщины бант был неотъемлемой деталью облика настоящего художника.

До 1944 года состоял при Центральном штабе партизанского движения в Москве: именно Заиру Азгуру поручали запечатлевать героев войны в скульптуре, и он лепил, лепил, лепил… Маршалов Георгия Жукова, Андрея Еременко и Константина Рокоссовского, лихого кавалериста Льва Доватора, бесстрашных летчиков Николая Гастелло и Виктора Талалихина и многих других героев — израненных, рано поседевших «рабочих войны».

«Если тебе сейчас немножко лучше, чем кому-то, не проходи мимо. Если можешь помочь, так и делай», — говорил Азгур.

Обживая мастерскую, пожилой уже скульптор говорил откровенно: все, что им создано, все свои произведения он завещает государству, здесь — в месте, где он творит и живет, где собираются его друзья, после его смерти будет музей. Именно сюда, когда в 1991‑м начали демонтировать памятники советским деятелям, он забрал свои скульптуры. Не важно, каков политический курс, но нельзя же уничтожать произведения искусства, сетовал художник. Работы свои Заир Азгур любил, как любят детей. И обещание выполнил: все его наследие отошло государству. В мастерской на улице, носящей сегодня имя скульптора, работает, пожалуй, самый атмосферный и необычный музей страны.

«Если в поле сеять одни незабудки, то забудешь, что существуют на свете другие цветы»