Вольнодумец и фантазер, учитель от Бога, верный товарищ в детских играх и выдумках — Янка Мавр и сегодня, спустя почти столетие после своего литературного взлета, уверенно занимает место на книжных полках домашних и публичных библиотек. Только теперь это классика — и уже не первое поколение родителей знакомит своих детей с миром увлекательных приключений, который когда-то будоражил их собственное воображение. В конце концов, именно детская любовь — самая чистая, верная и долгие годы согревает сердце.
Иван Михайлович Федоров родился в Либаве весной 1883 года. Его отец-белорус, отставной солдат пришел в эти края в поисках заработка: столярничал, устроился работать на фабрику — город был промышленным центром. Здесь и женился, и воспитывал сына — правда, недолго зажился на свете воин, прошедший русско-турецкую кампанию. Маленькому Янке было 8 лет, когда родителя не стало. Мать забрала сына и перебралась в родные места — глухую деревушку Лебенишки на самой границе литовских и белорусских земель. Правда, и там спокойной жизни в достатке не получилось: случился пожар, в котором сгорело все имущество, даже новые сапоги, которые мать купила сыну на последние деньги, чтобы в них он пошел учиться. Погорельцам пришлось просить подаяния, скитаясь из деревни в деревню и ночуя по чужим домам, наниматься батраками, прислуживать тем, кто богаче…
Копейка к копейке складывала мать Янки, чтобы он выучился, стал человеком, прожил жизнь более счастливую, чем выпало его родителям. Кем она видела сына? Одним из самых уважаемых людей на селе — учителем. После ремесленного училища в Ковно, где юноша пристрастился к чтению, с головой окунувшись в мир художественного слова, он поступил в Поневежскую учительскую семинарию. Эти гуманитарные учебные заведения в конце ХIХ — начале ХХ века были оплотом вольной мысли и социалистических идей. Вот за вольнодумство Ивана Федорова и исключили с последнего курса, так что экзамены год спустя ему пришлось сдавать экстерном. Так он становится сельским наставником — и в 1906‑м знакомится с Якубом Коласом на нелегальном съезде белорусских учителей в деревне Николаевщина. Это знакомство продлится потом всю жизнь, так что даже дети двух классиков в итоге поженятся. А самих их после съезда ждал суд: Колас отправился на три года в тюрьму, а Иван Федоров был уволен и несколько лет жил под полицейским надзором. Колесил на велосипеде по белорусским дорогам, трудился домашним учителем, пока ему вновь не разрешили преподавать в школе.
За повестью, посвященной Новой Гвинее, появился «Сын воды», отправлявший читателей на архипелаг Огненная Земля. Сын белорусских крестьян Янка Мавр, ни разу в жизни не бывавший на других континентах, описывал далекие экзотические края так ярко, волшебно и документально точно, что диву давались даже бывалые путешественники. Прежде чем приступать к работе, он перелопачивал горы книг и научных трудов, тщательно подбирая факты и следя за достоверностью. О библиотеке Янки Мавра в довоенном Минске ходили легенды — мало где имелось столь впечатляющее книжное собрание. Массу литературы он читал на искусственном языке эсперанто — будучи увлеченным эсперантистом, состоял в переписке со множеством таких же энтузиастов по всему миру. Так, информацию с острова Ява, где происходят события романа «Амок», ему присылал местный учитель-яванец, также эсперантист. А чтобы проникнуться духом дальних странствий, Иван Михайлович на даче под Минском соорудил себе шалаш из ивовых прутьев и рабочий стол прямо на мостках над Свислочью — так и писал, болтая в воде босыми пятками, как будто ноги гладит океанский прибой.
И хотя у него за жизнь было множество учеников, а собственные дети стали известными учеными, путь писателя в белорусской литературе так никто и не повторил
А в 1930‑м писатель выпустил в свет своих знаменитых «Полесских робинзонов» — гимн родной Беларуси, природе и жизни самого притягательного ее уголка. Повесть о двух мальчишках, оказавшихся отрезанными половодьем на клочке суши среди болот, прогремела и сделала автора знаменитым, ее переводили на множество языков, даже на китайский.
Кумир тысяч детей и подростков
«Усё на свеце можна абярнуць на карысць чалавеку»
«Фантазія— вялікая сіла! Без фантазіі самы светлы розум быў бы сляпы. Чалавек бачыў бы толькі тое, што ў яго перад вачыма, да чаго ён можа дакрануцца рукою, а фантазія асвятляе шлях наперад на такую адлегласць, на якую не дасягне ніякі пражэктар. Яна дае магчымасць бачыць тое, чаго яшчэ няма…»
Первая же книга «Человек идет» — приключенческая повесть о жизни первобытных людей, вышедшая в 1923 году, имела успех. Поэт и государственный деятель Тишка Гартный посоветовал начинающему писателю занять ту нишу, которую в западной литературе выбрали Майн Рид, Жюль Верн и Фенимор Купер: Беларуси нужен был свой кумир детей и подростков. А для вдохновения посоветовал взглянуть на географические карты.
«Адразу з галавы, без практыкі, не надта выдумаеш»
Наверное, именно эта сила духа и оберегла писателя от смерти, помогла перебороть болезнь, унесшую в могилу тысячи людей, бедовавших в тылу. А на фронтах воевали и гибли ребята, когда-то сидевшие перед ним за партой, — горькие потери, сдобренные чувством вины: об этом мучительном чувстве не единожды говорили после войны учителя, пережившие своих учеников. Янка Мавр увидел и освобождение родной Беларуси, и Победу. Не сражавшийся сам, он вступил в другую битву — за память. Именно им после войны записаны рассказы детей, переживших оккупацию, гибель родных, концлагеря, угон в Германию на работы — беды, от которых старый учитель не мог их оградить. Но сумел выслушать, пропустить через себя, выплеснуть на бумагу простыми, незамысловатыми, бьющими до дрожи строками — и донести миру чудовищную правду о войне. Правду народного бедствия, детских слез и страданий. Сборник рассказов белорусских детей вышел под названием «Никогда не забудем!», встав на ту же полку страшных человеческих документов, что и дневники детей ленинградской блокады.
«Пришел я домой, — вспоминал писатель. — Вот так задача: взгляни на карту полушарий и выуди что-нибудь приключенческое. Взялся я за острова, на которых бывал Миклухо-Маклай. Начал копаться, действовать — и появилась повесть «У краiне райскай птушкi».
Если Колас еще до революции определился и встал на литературную стезю, то Янка Мавр к писательскому труду пришел гораздо позже: лишь в 1923‑м вышли его первые публикации в газете «Савецкая Беларусь» и журнале «Бегемот». Начинающему писателю было уже за сорок. А псевдоним появился из пьесы Шиллера: «Мавр сделал свое дело, Мавр может уйти…» Учитель истории и географии, он обладал огромным багажом знаний и умел рассказать детям о жизни что в давние времена, что в далеких и неизведанных краях просто и увлекательно — и, что еще более важно, нигде не привирая. Ученики ждали его уроков с нетерпением, а литература дала возможность делиться знаниями в увлекательной форме со всеми детьми молодого Советского Союза.
В 1941‑м грянула война. Он был уже слишком стар для окопов — в его возрасте даже добровольцем в ополчение попасть было затруднительно. Пришлось уезжать, бросая дом, любимые, много раз читанные, так тщательно собираемые книги — как будто бросать детей. В эвакуации писатель оказался сперва в Новосибирске, а затем в Алма-Ате: в Казахстан, в глубокий тыл десятками эвакуировали предприятия, туда шли эшелоны с тысячами обездоленных людей из Беларуси, Украины, Москвы и Ленинграда. Мягкий климат горной долины, щедрость садов — все это позволяло кое-как прокормиться и местным жителям, и эвакуированным, но продовольствия, конечно, не хватало. В эти благодатные края вывезли две центральные киностудии — «Мосфильм» и «Ленфильм», объединив в одну. Алмаатинцы шутили про свой город, мол, были станицей — стали столицей. Четыре из пяти кинофильмов в годы войны снимались именно здесь, в том числе масштабные полотна Сергея Эйзенштейна. Янка Мавр, пожилой человек, лишенный привычного заработка учителя, снимался в массовке на объединенной киностудии — часто съемки шли ночами из-за перебоев с электричеством. Конечно, прокормить семью только этим было невозможно, так что он брался за любой приработок, даже ремонтировал обувь. В 1943‑м переехал в Москву, там заболел водянкой — этим неизбежным недугом голодных людей, поражавшим тех, кому не хватало хорошей пищи и тепла. Но, несмотря на весь ужас происходящего (от водянки в то страшное время умирали часто и быстро), писатель держался бодро. На свой 60‑летний юбилей, совпавший с 20‑летием творческой работы, он сделал сам себе подарок — портфель с веселой дарственной табличкой «Янке Мавру на память о его 20‑летней бескорыстной литературной деятельности, от Ивана Михайловича Федорова. 1943 год».
«Ёсць пушчы, не меньш цікавыя, чымся далёкія трапічныя лясы. Ёсць азёры і балоты, якія ўвесну робяцца морамі. Ёсць звяры, якія радзей сустракаюцца на свеце, чым сланы і тыгры»
«Вынаходца, ствараючы новую машыну, ужо загадзя бачыць і выгляд яе і работу. Архітэктар можа паказаць нам дом, які яшчэ не пачалі будаваць. Вучоны, даследуючы праменні далёкіх зорак і планет, можа расказаць аб іх так дакладна, нібы ён сам там пабываў»
— для того, чтобы так живо и ярко сочинять о дальних странах, нужны поистине энциклопедические знания. А еще учительская дотошность, уникальный дар рассказчика и то непередаваемое, неуловимое, тонкое дуновение таланта, как ветер дальних странствий, пахнущий тропическими цветами и морской солью.
Также Янка Мавр со своей повестью «Фантомобиль профессора Циляковского» стал родоначальником белорусской фантастики.
Автограф предисловия к роману «Амок» Янки Мавра, 1946 год
