Говоря о таких, как Александр Кищенко, всегда добавляют: ушел несправедливо рано. Будучи в полном расцвете мастерства, достигнув тех высот духа, которые оборачиваются прозорливостью не только творческой, но и исторической. Он еще очень многое мог бы успеть, так рано сгоревший, но и того, что оставил потомкам, другому бы хватило на десять жизней. Народный художник Беларуси стал одним из самых известных мастеров белорусского искусства, вывел его на международную арену с небывалым размахом, заставил говорить и обсуждать по всей планете.

Александр Кищенко в изобразительном искусстве Беларуси — как Владимир Мулявин в музыке. Родившись в России, отучившись в Украине, он пророс в белорусскую землю, приняв, пропустив через себя ее боль и радость, став ее частью.

Родился он в 1933‑м, на хуторе Белый Колодезь под Богучаром в Воронежской области, с детства поровну впитав русскую и украинскую народную культуру. Затем семья переехала в Тамань, на берега Керченского пролива, соединяющего Черное море с Азовским. Отец не вернулся с войны — погиб в переломном 1943‑м, и, как многих, Александра Кищенко воспитывала мать. В оккупацию свои первые рисунки юный художник обменивал на хлеб. Характером и неукротимым жизнелюбием он пошел в отца: тот, по рассказам однополчан, даже в окопах умудрялся травить байки, так что все покатывались со смеху. В послевоенную пору жизнь матерей с сиротами на руках сладкой назвать было нельзя. Вот и Кищенко, чтоб не сидеть на шее и приносить в дом заработок, сразу после школы пошел работать. И выбрал дело, близкое душе, — устроился маляром-альфрейщиком на завод «Азовсталь». Слово «альфрейщик» происходит от «альфреско» — так итальянцы называли роспись по сырой штукатурке. Профессия, требующая особых навыков, знаний и умений. Он стал своим в коллективе заводских работяг — так, что через пару лет мастера дружно сбросились деньгами и отправили толкового парня на учебу, раз уж не было отца, который мог бы его поддержать.

Беларусь приняла его, а он — сирота, солдатский сын — принял всю боль обожженной войной земли: здесь все были сродни, близки ему так, как объединяет только общая беда, — прошедшие фашистскую оккупацию, потерявшие близких в концлагерях, бывшие кто партизанами, кто с малолетства связными в отрядах, получавшие похоронки и возвращавшиеся на пепелища родных деревень, но несломленные и строящие новую жизнь… Может быть, поэтому первой монументальной работой Александра Кищенко в Минске (и одним из первых подобных произведений в столице Беларуси) стала мозаика «Беларусь партизанская» на боковой стене гостиницы «Турист»: 245 квадратных метров, выложенных смальтой, — больше 4 миллионов кусочков глушеного цветного стекла. Лица почти иконописные, колористикой и выражением напоминающие мозаики Святой Софии в древнем Константинополе. Это была молитва художника о белорусской земле и ее защитниках.

Его раздражала серость и безликость типовых панельных домов, он мечтал их украсить, сделать непохожими один на другой. «Я бы и тротуары сделал мозаичными!» — признавался художник. В санатории «Беларусь» в Мисхоре Александр Кищенко создал мозаику «Эстафета поколений» вместе с Михаилом Савицким, на Юбилейной площади украсил фасад административного здания, в Новополоцке на улице Якуба Коласа создал на фасадах жилых домов триптих «Гимн труду». И сегодня, проезжая высотки возле станции метро «Восток», мы видим грандиозные его мозаики: «Город-воин», «Город науки», «Город культуры», «Город-строитель»… Завистники шипели, строчили доносы и проталкивали злобные статьи даже в «Известия» — мол, рвач, гребет под себя денежные заказы. А он щедро делился работой со множеством художников-исполнителей, несколько лет дневал и ночевал на стройплощадке, как заправский прораб, решая часто совсем не художественные, а сугубо технические дела. То люльку заклинит на 50‑метровой высоте, то не подвезли материалы — все это ложилось на плечи художника, привыкшего работать не щадя себя, без перерывов и простоев. Туда, на площадку, посмотреть на ход работ приезжал к нему сам Петр Машеров — поддержал и ободрил, попутно закрыв рты клеветникам.

Свидетель века

С юности Кищенко не боялся никакой работы, и руки его были не утонченными перстами томного юноши с кистью и палитрой, нет, это были крепкие руки рабочего человека, который умел сам сделать буквально все. И когда он поступил учиться во Львовский институт прикладного и декоративного искусства на факультет монументальной живописи, и дальше на протяжении всей жизни он поражал других художников этим фантастическим умением — был одновременно великолепным станковым живописцем и монументалистом, писал одухотворенные портреты (позировали ему и Михаил Шолохов, и Георгий Свиридов, и Елена Образцова, гостившая две недели в доме матери художника на Дону, и маэстро Виктор Ровдо, и другие овеянные славой люди), виртуозно владел техникой мозаики, освоил керамику и лежащий в совершенно другой технической плоскости гобелен… Такому не научишь в светлых институтских аудиториях, здесь учителем выступает сама жизнь, умножающая врожденный талант на умение без страха браться за любой труд.

Он был уже серьезно болен, когда взялся за свой самый великий и по масштабам, и по смыслу проект — «Гобелен века». Свою лебединую песню. Пять лет без передышки трудился над этим грандиозным полотном. Высота 19 метров, ширина 14 метров — практически стена шестиэтажного дома! Почти 300 килограммов шерсти — более 800 километров шерстяной нити, труд 12 мастериц-ткачих, воплощающих в жизнь сложнейший замысел (в хороший день удавалось соткать три сантиметра будущего гобелена, в трудный — не больше одного сантиметра).

Когда Советский Союз потрясла чернобыльская катастрофа, именно Александра Кищенко министр иностранных дел Петр Кравченко попросил создать монументальный гобелен в память о трагедии, который предназначался в подарок ООН. «Еще в Нью-Йорке созревает решение искать какие-то иные, нетрадиционные подходы, которые могли бы вызвать прилив интереса мирового сообщества к нашей национальной беде, — вспоминал министр. — Как всегда, выручает моя тяга и любовь к непреходящему, вечному, святому — к культуре. Ведь эмоциональное, духовное начало — самое сильное по степени воздействия — наиболее прямой путь как к разуму, так и к сердцу человека. Надо вызвать у пресыщенного Запада своеобразный эмоциональный шок, ударить по нервам, заставить устыдиться собственного равнодушия». Так родилась идея гобелена «Чернобыль», занимающего свое место на третьем этаже штаб-квартиры Организации Объединенных Наций в Нью-Йорке. Создавался он буквально за семь месяцев — ничтожно малый срок, борисовские ткачихи работали по 10 — 12 часов в сутки, чтобы успеть, — и за очень скромный бюджет. Сам Кищенко говорил: «Откажусь от 3/4 гонорара, чтобы не было ненужных злословий», — наживаться на людской беде ему претило. Он не думал о том, что в одночасье стал самым узнаваемым белорусским художником в мире, что его картины окажутся в коллекциях у президентов и премьер-министров, что за эту работу ему дадут звание народного художника...

Передавая гобелен в дар ООН, Александр Кищенко обратился к миру: «Я привез вам глаза моей Беларуси». Только это было главным!

Отучившись в институте, успел поработать в бригаде украинского монументалиста Ивана Литовченко — приложил руку к оформлению Киевского вокзала и станции метро, многих других объектов. Параллельно участвовал в выставках, а в 1961‑м по приглашению художника Гавриила Ващенко приехал в Минск — преподавать в стенах Белорусского театрально-художественного института на кафедре монументально-декоративного искусства.

Мозаичное панно, одно из серии на проспекте Независимости, Минск. 1979 г.

«Разлив». Холст, масло.

«Чернобыль». 1994 г.

«Беларусь партизанская», мозаичное панно на гостинице «Турист», Минск. 1973 г.

Но, конечно, говоря об Александре Кищенко, первыми вспоминают его гобелены. Этим непростым искусством он буквально болел — настолько, что встал в итоге у истоков возрождения гобеленного ткачества в Беларуси. Как только он и умел — монументально. В промышленных масштабах, в течение десятилетий давая работу целому комбинату декоративно-прикладного искусства. «Легенда белорусских партизан», «Родина», «СССР. Этапы борьбы и побед» (за этот гобелен художник получил Госпремию БССР) — даже тканое полотно служило ему для выражения самых острых, главных мыслей. Художник говорил:

Он умел мыслить государственно — на злобу дня и на века, работая для настоящего и одновременно во имя будущего. «Родина — это не то что приехал, чирикнул, черпнул что надо и ускакал, — рассуждал Кищенко. — Нет, это постоянная величина. В смене обстановки рождается порою нечто неожиданное. Родина дает мощный импульс. Надо быть тем, откуда ты есть. Не важничать, не выпендриваться. Всегда оставаться самим собой. Отсюда и твой стиль — и в жизни, и в творчестве».

С «Гобелена века» смотрят на нас лица — те, кого художник считал наиболее значимыми для столетия. 80 человек, от Ленина и Сталина, Черчилля, де Голля и Фиделя Кастро до Клинтона, Горбачева и Ельцина. Деятели науки и искусства, правители и полководцы, дети Христа и слуги Антихриста — те, кто нес в мир добро или зло, но так или иначе изменил его в лучшую или худшую сторону.

В дальнем углу художник изобразил автопортрет — по канону эпохи Возрождения, когда мастера-живописцы добавляли собственные изображения даже на портреты королевских семей, пусть в виде отражения в зеркале. Самонадеянность или прозрение? Тогда многим казалось первое, время показало — второе. Есть на «Гобелене века» и портрет Президента Беларуси Александра Лукашенко, которого художник изобразил заступником белорусской земли — и в этом вновь проявился провидческий дар мастера.

Александра Кищенко не стало в 1997‑м — он не дожил меньше полугода до 65‑летнего юбилея. Сгорел в работе, как будто понимал, что должен успеть завершить начатое. Уходя, запретил продавать свои работы за рубеж — его искусство должно оставаться в Беларуси. Грандиозный «Гобелен века», признанный национальным достоянием страны, уже после смерти художника внесли в Книгу рекордов Гиннесса.

Фрагмент «Гобелена века». 1994 г.

«Гобелена века». 1994 г.