Деревня Шакуны под Пружанами, бедная крестьянская семья, в которой едва-едва сводили концы с концами, полуголодное существование, с малых лет работа, работа, работа… История дирижера, педагога, фольклориста, этнографа, общественного деятеля Григория Ширмы неотделима от эпохи: если бы не Октябрьская революция и Страна Советов, его великий талант так и сгинул бы в нищете и беспросветности, не имея возможности расцвести. Не случись на одной шестой части суши грандиозного исторического слома со всеми его трагическими перипетиями, этот одаренный человек, ставший одним из столпов белорусской национальной культуры, в лучшем случае был бы сельским учителем или деревенским скрипачом — уважаемой персоной в границах маленького местечка, но не более. Однако история распорядилась иначе.
Семья Григория Ширмы была музыкальная, пели в ней все: отец и мать, и дед, живший бондарным ремеслом и оттого носивший прозвище Майстрович, и тетка Захвея Хворост, которая хранила в памяти целую сокровищницу белорусских песен (их потом Ширма записал с ее слов более полутора сотен). В 6 лет он брал с собой книжку, когда отправлялся на пастбище пасти скотину. В 12 лет, в 1905 году, тайком от отца и с благословения матери, взяв 15 копеек на дорогу, отправился учиться в Пружанское городское училище: как был, в бедных крестьянских обносках, не боясь насмешек, которыми щедро осыпали его «городские» ученики. Он посрамил их всех, став через пять лет лучшим из выпускников — такова была его сумасшедшая, неистребимая тяга к знаниям, помноженная на природную одаренность и живость ума. В училище он начал петь в хоре и постепенно осваивать музыкальные инструменты, страдая от того, что белорусская народная песня звучала только в крестьянских хатах, хоры и профессиональные музыканты ее просто не знали. Очевидно, тогда и зародилось в нем желание исправить эту несправедливость. Учитель литературы заметил увлеченность подростка и посоветовал собирать песни — первые юный Григорий Ширма записал у хозяйки, в доме которой квартировал, а во время каникул отправлялся по полесским деревушкам собирать этнографический материал.
Он отучился на педагогических курсах в Виленской губернии, после которых можно было стать учителем начальных классов: освоил нотную грамоту и игру на скрипке, здесь же организовал свой первый хор. Брал частных учеников из господских семей, учительствовал в сельских школах, в 1914 году поступил на литературный факультет Седлецкого учительского института.
В конце Первой мировой отвоевал на фронте, а потом отправился учителем в Воронежскую губернию. Здесь, в селе Новогольском, он учил детей, собирал школьную библиотеку, создал хор и народный театр, занимаясь тем, что по-настоящему любил. К слову, одним из его учеников той поры был Гавриил Троепольский — автор знаменитой книги «Белый Бим Черное ухо», знакомой каждому с детства. «Я вряд ли стал бы писателем, если бы не встретил в жизни Григория Романовича», — признавался впоследствии Троепольский. Кстати, именно в Новогольском Ширма познакомился со своей будущей женой Клавдией, учительницей математики — потом до конца жизни она пела в его хоре.
Книга и песня, а еще скрипка — вот его главные ценности. Скрипку он берег больше собственной жизни, а поэзии и поэтам покровительствовал всегда.
Ширма продолжает борьбу против ополячивания белорусской нации, становится одним из руководителей Товарищества белорусской школы, поддерживает поэтов Пилипа Пестрака, Михася Василька и Максима Танка (именно он собирает деньги и организовывает издание «тюремного» сборника поэта). Дважды его арестовывают, отправляя в тюрьму Лукишки. Друзья сравнивают энтузиаста белорусской песни с Дон-Кихотом, рыцарем без страха и упрека. При этом Григорий Ширма, очевидно наглядевшись на беспредел польских властей, уничтожающих и принижающих все «мужицкое», белорусское, раз и навсегда отрицает любой национализм.
Путь белоруса, по мнению Григория Ширмы, — защищать свое, не презирая чужое, поддерживать родную культуру, не оскорбляя всех прочих культур, быть представителем своей нации и гордиться ею, при этом с уважением относясь к другим народам. Пожалуй, именно Ширма первым и выразил белорусскую национальную идею, наполненную миролюбием и созиданием.
Белорусскую гимназию закрывают через два года. С этого момента Ширма отказывается занимать любые государственные должности — от поляков ему ничего не надо. Он организует хор Белорусского союза студентов, много путешествует по Виленскому краю, собирая фольклор. Эти годы принесли в его копилку более двух тысяч песен, фантастическую коллекцию! А в общей сложности за жизнь он записал около пяти тысяч народных песен — уникальное собрание, равных которому в мире нет.
Дон-Кихот белорусской песни
«Хто не любіць народную песню, хто не адчувае радасці, якую яна ўлівае ў душу чалавека, той няшчасны, пакрыўджаны богам калечанаю душою»
"Только высокий накал в душе рождает свет в искусстве"
"Песня – гэта сапраўдная чалавечая душа"
После окончания Первой мировой Григорий Романович с молодой женой возвращается в родную деревню — и оказывается уже не на советской, а на польской территории. Белорус, да еще православный, с русской женой — работы в польской школе ни ему, ни ей не дают, заработка нет. Он устраивается рабочим на лесозаготовки, затем регентом и псаломщиком в соборе в Пружанах, организовывает концерты, читает лекции и всячески сопротивляется полонизации белорусов, постоянно пропагандируя родную культуру. А вокруг него множатся злопыхатели, строчат доносы... И тем не менее в 1926‑м ему выдают польский паспорт, где он значится по национальности «полешуком». Получив наконец документы, семья отправляется в Вильно, где Ширма устраивается учителем пения в гимназии, а также регентом хора Пречистенского собора. Из этого хора вышли выдающиеся деятели искусства — и хормейстер Геннадий Цитович, и маэстро Виктор Ровдо, пел в нем и поэт Максим Танк…
«Будить в народе чувство гордости и восхищения родным творчеством, нести культуру песни на освобожденные земли — вот задача, которую ставит перед собой наш коллектив. Песня — это душа народа, его живая история. Песня — это оружие, которое несет народу великие идеи, зовет его на борьбу за свою Родину».
Объединение БССР и Западной Белоруссии всколыхнуло надежды: Ширма получил мандат на организацию Белорусского ансамбля песни и пляски — первого профессионального коллектива под своим началом. И все-таки и тут у яркого хормейстера и энтузиаста хватило недоброжелателей: в предвоенное время СССР охватила шпиономания, очевидно, нашлись те, кто написал донос и на Ширму — и впрямь ведь подозрительный, жил в буржуазной среде, в церковном хоре пел, еще и говорит с польским акцентом, пришептывая и окая, неверно расставляя ударения... В 1941‑м прямо с гастролей по РСФСР, о которых восхищенно писала газета «Правда», он попадает на Лубянку. Вызволить товарища из тюремного заключения помог Якуб Колас, который ходатайствовал за него перед 1‑м секретарем ЦК КП(б)Б Пантелеймоном Пономаренко… Дирижер возвращается в ансамбль — снова гастроли, в тылу и в прифронтовой зоне, ибо каждый служит Отечеству как может.
Григорий Ширма всю жизнь был верен любви к поэзии и часто подсказывал композиторам хорошие стихи, которые просились на музыку. Будучи дирижером, одновременно писал критические статьи и занимался наукой, создал фундаментальные труды по фольклору — многотомные собрания белорусских народных песен, загадок и пословиц, обработки для хоров… С 1966 по 1978 год возглавлял Союз композиторов Белорусской ССР и был секретарем правления Союза композиторов СССР.
Каким его запомнили современники? Чутким, деликатным, отзывчивым на чужое горе. С ним вели переписку и композитор Арам Хачатурян, и писатель Александр Фадеев, и десятки знаменитых современников со всего Советского Союза. Ласково называли его «наш Ширма». Восхищались им, учились у него — и передали это нам. Созданная Григорием Ширмой хоровая капелла сегодня по праву носит имя своего первого маэстро, как и один из залов Белорусской государственной филармонии. И в этих стенах по-прежнему звучат обработки народных песен, сделанные в той неповторимой манере, которую до сих пор так никто и не превзошел.
В 1944‑м ансамбль вернулся в освобожденный Минск, а для Григория Ширмы после войны настала пора расцвета: он постепенно преобразует свой коллектив в академическую хоровую капеллу, поднимая белорусскую песню на невиданную доселе высоту. Избегать дешевых эффектов, развращающих зрителя и понижающих его эстетический уровень, — вот его эстетическое кредо. Он получил свою заслуженную славу — первого и лучшего в стране исполнителя и интерпретатора белорусской песни, не пренебрегал и творчеством ведущих композиторов своего времени.
"Заспявае школа – заспявае народ"