Кто-то скажет «белорусский Маяковский», а вот Якуб Колас сравнивал его с могучим дубом, чьи корни уходят глубоко в родную землю. Боец и романтик, человек величайшего дара и величайшей скромности, народный поэт Беларуси Максим Танк, один из самых известных авторов советской литературы, новому поколению читателей, может, и знаком поверхностно — в рамках школьной программы. Но настоящие ценители знают: хочешь чистых горячих чувств, бескомпромиссной правды, тонкой лирики — бери в руки томик Танка…
Родился он в деревне Пильковщина под Мяделем в 1912 году в семье зажиточных крестьян, при рождении носил имя Евгений Скурко. В Первую мировую отца призвали в армию, военные дороги привели его в Москву. Туда же выехала, спасаясь от немцев, жена с сыном Женей. Московская жизнь закончилась через несколько лет, после Октябрьской революции. Семья вернулась в Западную Белоруссию, отданную к тому моменту Польше по Рижскому мирному договору. Об этом факте в биографии Максима Танка говорится, как правило, вскользь, без объяснений: уехали и уехали, — хотя причины просты. В 1921 — 1922 годах в Советской России разразился чудовищный голод: Первая мировая и Гражданская война, страшная засуха, какой раньше не видели, — все вместе превратилось в ужасающее бедствие, унесшее миллионы жизней. Куда могла в этом всеобщем кошмаре податься семья потомственных крестьян, трудяг белорусов — конечно, на родную землю, в надежде, что уж она так или иначе прокормит. Однако жизнь «за польскiм часам» ни сытости, ни благополучия народу не принесла. Да и учиться на родном языке не давали: поляки закрывали белорусские школы, запрещали даже самодеятельные театры, если спектакли ставились на «мове». Неудивительно, что еще подростком будущий поэт вошел в коммунистический союз молодежи, ставивший целью освобождение своей земли от панства. Это и определило его дальнейшую судьбу.
В 19 лет в Вильно близко сошелся с Григорием Ширмой — этнографом и фольклористом, с которым потом дружил всю жизнь. На квартире у Ширмы располагалось нелегальное «Министерство культуры Западной Белоруссии», читались стихи Коласа и Купалы, в такой атмосфере невозможно было самому не обратиться к перу и бумаге. Откуда же взялся псевдоним Максим Танк? Первые десятилетия ХХ века — время пассионариев, эпоха бурления идей, острого, сумасшедшего, кипящего романтизма. Разве могло это яростное кипение не затронуть юного поэта с горячим сердцем?
А имя Максим было взято поэтом в честь «буревестника» Максима Горького, которым зачитывался, как и Маяковским. И одними из первых строк были брошенные в ответ польскому министру внутренних дел Скульскому, уверявшему, что через десяток лет на территории Усходнiх Крэсаў со свечкой будет не найти белорусов:
С самых первых творческих шагов он искал френоним — имя, которое будет наиболее полно и ярко отражать его внутреннюю сущность. Сперва печатался под псевдонимом Буря, затем — Гранит. И вот наконец появился Танк как воплощение характера и сути: железная махина, наводившая на врагов панический ужас во время Первой мировой.
Прямо там создавал рукописный тюремный журнал «Краты» — бумагу и чернила добывали ему осужденные по уголовным статьям: «политическим» подобное иметь не полагалось. В 1936 году вышел первый сборник поэта «На этапах», составленный из стихов, написанных в заключении. Деньги на печать нашел Григорий Ширма под видом пожертвований на издание «сборника песен». Что ж, белорусский народный мелос со всем своим лиризмом действительно отразился в этих стихах:
В 1939 году поэт дождался наконец того, к чему так стремился, ради чего не пожалел сил и молодости: Западная Белоруссия наконец-то вернулась домой, с польским игом было покончено. Случилось это 17 сентября, в день рождения поэта — самый символичный, самый желанный, лучший подарок тому, кто не щадил себя ради великой цели.
Сборник польская цензура конфисковала на другой же день после выпуска, сохранить удалось не больше двухсот книг. «Два экзэмпляры я схапіў з друкарні і хутчэй занёс на пошту і выслаў на адрас акадэміі, у Мінск, Купалу і Коласу...» — вспоминал Максим Танк. Точно так же подпал под запрет и второй его сборник «Журавінавы цвет», конфисковали и изданную отдельной брошюрой поэму «Нарочь», которая распространялась нелегально.
«Прайсці праз вернасць»
«Самае цяжкае на гэтым свеце — прайсці праз вернасць»
Калi няма на свеце
маёй мовы,
Майго народа
i мяне самога, —
Дык для каго
будуеце, панове,
Канцлагеры, катоўнi
i астрогi?
І ноч прышла з прадмесця, вуліц,
палезла на званіцы, вышкі.
Сабакам чорным вецер скуліць
пад шэрым мурам пад Лукішскім...
…Толькі доля шэрай разаткала ніткай
Паясок апошні,
вузкі паясок...
Над жыццём, укрытым арыштанцкай світкай,
Расцвітаў зарою сіні васілёк...
Не кукуй, зязюля, хоць так ныюць грудзі,
Не губляй ты песень у глушы лясоў.
Паўшых за свабоду
край наш не забудзе,
I народ адпомсціць
за сваіх сыноў.
О том, как жилось белорусскому народу при режиме Пилсудского, рассказывают строки многих стихотворений Максима Танка и поэма «Нарочь». Несмотря на все запреты и слежку дефензивы за молодыми коммунистами, он работал инструктором ЦК комсомола Западной Белоруссии, публиковался в легальных и нелегальных рукописных журналах, участвовал в праздновании юбилеев запрещенных поляками Купалы и Коласа, выступал на литературных вечерах и имел огромный успех: в Вильно Максим Танк считался некоронованным королем поэтов. Был не единожды арестован, первый раз еще гимназистом, в 1932 году. В Лукишках — виленской тюрьме — провел в общей сложности три года:
Сягоння ўсё праверылі
ў агні мы:
стальную зброю,
дружбу і сцягі.
Ты будзеш жыць,
квітнець, мая радзіма!
Дарма груган
над хмарамі сівымі
вядзе свае
смяротныя кругі.
В годы Великой Отечественной войны Максим Танк оказался на Брянском фронте, работал в газете «За Савецкую Беларусь» вместе с друзьями-писателями — Пименом Панченко, Петрусем Бровкой, Кондратом Крапивой и Михасем Лыньковым, — с которыми до конца жизни был не разлей вода…
«Чалавек памірае, калі страчвае здольнасць здзіўляцца і захапляцца жыццём»
укрытым арыштанцкай світкай…
Сягоння ўсё праверылі
В 1965 году становится председателем Верховного Совета республики, в 1966‑м возглавляет Союз писателей Беларуси. Функционер, бюрократ, зазнался и исписался? Как бы не так! Поэт всегда остается поэтом, но помнит и о том, что кто-то должен делать дело, а не только заниматься чистым искусством, мертворожденным, оторванным от жизни. Скромность и ответственность — по-прежнему его главные качества, за то его и ценят.
Я спытаў чалавека,
Які прайшоў праз агонь,
І воды,
І медныя трубы:
— Што самае цяжкое
На гэтым свеце?
І ён адказаў:
— Прайсці праз вернасць.
Верность идеалам Максим Танк сохранил, несмотря ни на что, хотя после распада Советского Союза и не был нужен новым «хозяевам жизни», легко выпихнувшим народного поэта Беларуси на обочину. А до возрождения, до расцвета независимой, счастливой страны, увы, не дожил — не успел: в 1995‑м его не стало.
Вось раніца цixa лягла на падлогу...
У дальні паход свае песні бяру.
Іх трэба рассеяць вясной па разлогах.
I заўтра на струнах, на новых дарогах
прыдзецца яшчэ апяваць Беларусь.
Можно сказать, что эти строки Максима Танка — завещание всем нам.
Шчасце
Простае шчасце людское,
Так, як і наша з табою,
Пэўна, складаецца з солі,
З хлеба, сабранага ў полі,
З поту, з дарожнага пылу,
З роднага небасхілу,
З дружбы, мацнейшай ад смерці,
З песні... І так мне здаецца:
Каб з чаго іншага скласці,
Дык ці было б яно шчасцем?
Автограф стихотворения «Мар'яне» Максима Танка, 1946 год
После войны честный и скромный Танк, никогда не просивший никаких почестей, раз за разом получает назначения: редактором сатирического журнала «Вожык», затем — главным редактором журнала «Полымя», где проработает почти два десятилетия. Много переводит, экспериментирует в поэзии: чем дальше, тем больше у него историй, рассказанных верлибром. Как и в молодости, заниматься только и исключительно творчеством у поэта не получается, много сил и времени отнимает общественная деятельность. Только в работе белорусской делегации в ООН он принимает участие трижды.